Закон Моисея
Шрифт:
— Джорджия?!
Я с трудом сфокусировала взгляд на нависшем надо мной лице, загородившем от меня танцующие в солнечных лучах пылинки.
Моисей положил мою голову себе на колени и пытался остановить кровь своей сложенной футболкой. Даже в таком полубессознательном состоянии я обратила внимание на его шикарные плечи и широкую грудь. Щеки приятно касалась шелковистая кожа его мускулистого пресса.
— Мне надо сбегать за помощью, а ты лежи, ладно? — он осторожно переложил меня на пол, продолжая зажимать рану у меня на лбу. Я старалась не обращать внимания на перепачканную кровью футболку.
—
— Он… сбежал, — робко ответил Моисей.
Я вспомнила, что Сакетт не был привязан. Мне еще никогда не приходилось ограничивать его передвижения. Я даже представить себе не могла, что заставит его сорваться и убежать из конюшни. Я снова посмотрела на Моисея.
— Насколько все плохо? — я старалась вести себя, как Клинт Иствуд или еще кто-нибудь из этих крутых парней, которых не могла выбить из колеи даже лишняя дырка в голове. Но мой голос предательски задрожал.
Моисей напряженно сглотнул, так что было видно, как дернулся кадык под смуглой кожей. У него заметно дрожали руки. Легко было понять, что он расстроился не меньше меня.
— Не знаю. Рана, вроде бы, небольшая. Но кровоточит сильно.
— Получается, животные действительно тебя недолюбливают? — шепнула я.
Моисей не стал притворяться и покачал головой.
— Я заставляю их нервничать. Всех без исключения. Даже Сакетта.
Меня он тоже заставлял нервничать. Но каким-то другим, приятным образом. Меня это даже развлекало. Несмотря на то, что голова у меня гудела, как колокол, и кровь заливала глаза, мне не хотелось, чтобы он уходил. Мне хотелось, чтобы он остался и рассказал мне все свои секреты.
Словно почувствовав произошедшую во мне перемену, Моисей насторожился, встал на ноги и побежал прочь, оставив меня умирать от любопытства в гордом одиночестве. Впрочем, вскоре он вернулся в сопровождении моей встревоженной мамы, а за ними спешила его бабушка с бледным от ужаса лицом. Я засомневалась, может ли моя рана оказаться еще серьезнее, чем мне кажется. Меня даже посетили ранее не свойственные мне женские страхи: не останется ли у меня шрама? Какую-то неделю назад я бы посчитала, что это очень круто. А теперь мне почему-то так не казалось.
Я только хотела, чтобы Моисей считал меня красивой.
Он стоял на почтительном отдалении, позволяя женщинам кудахтать и суетиться надо мной. Когда стало ясно, что я не скончаюсь на месте, в реанимацию меня везти не нужно и дело может ограничиться двумя большими пластырями, Моисей ускользнул прочь. По всему выходило, что Моисею Райту было не суждено излечить свою душу иппотерапией. Но я твердо решила залатать все его трещины и склеить осколки своими собственными руками. В моем унылом городе будто начал расти тропический лес.
2 глава
Джорджия
Спустя где-то неделю после того, как Моисей напугал моего коня, а я получила копытом в лоб, мы с папой обнаружили фреску на стене амбара. Кто-то потрясающе реалистично изобразил сцену заката над западными холмами Левана. На фоне розовеющего неба был виден силуэт коня, похожего на Сакетта. Он склонил голову набок, а в седле уверенно устроился всадник. Он был повернут в профиль и затенен, но его черты казались знакомыми. Папа задумчиво разглядывал картинку какое-то время. Сначала мне показалось, что он должен быть вне себя от злости: подумать только, кто-то использовал наш амбар, как холст… прямо как в неблагополучных районах больших городов. Но значки банд и нарисованные баллончиком надписи граффити не шли ни в какое сравнение с пейзажем. Он выглядел потрясающе. За такое не грех было и заплатить. Причем немало заплатить.
— Похож на моего отца, — шепнул папа.
— А конь похож на Сакетта, — добавила я, с трудом сдерживая слезы.
— У дедушки Шеперда был конь, Хондо. Это предок Сакетта, его прадед. Ты забыла?
— Угу.
— Ну, так вот. Ты все-таки была еще совсем крошкой. Хондо был замечательным конем. Дедушка любил его так же, как ты любишь Сакетта.
— А ты что, показывал ему какие-то фотографии? — спросила я.
— Кому? — удивился папа.
— Моисею. Разве не он это нарисовал? Я слышала, как миссис Райт рассказывала маме о том, что Моисея забирали в полицию за вандализм и порчу собственности, что-то такое. Ему очень нравится рисовать. Миссис Райт говорит, что это такой особый вид расстройства, чего бы это ни значило. А я подумала, что это был твой заказ.
— Хм. Нет. Я не просил его разрисовывать амбар. Но мне нравится.
— И мне. — Искренне согласилась я.
— Если он, в самом деле, нарисовал это, а я даже не знаю, кто кроме него, способен на такое — у него серьезный талант. Но все-таки ему не стоит рисовать, где попало и что вздумается. А то мало ли, возьмет и изобразит гигантского Элвиса на нашем гараже…
— Мама была бы в полном восторге.
Папа прыснул со смеху, но его глаза оставались серьезными. В тот вечер он заявил, что отправится в гости к Райтам, и я всеми правдами и неправдами пыталась увязаться за ним.
— Я хочу поговорить с Моисеем, — канючила я.
— Не думаю, что стоит так смущать его, Джордж. А если ты будешь присутствовать в то время, пока я буду отчитывать его за амбар — он точно зажмется. Во время таких разговоров лишние не нужны. Я просто хочу объяснить ему, что не стоит выкидывать такие штуки, как бы талантлив ты не был.
— А я хочу, чтобы Моисей расписал стену в моей комнате. У меня есть кое-какие сбережения, так что я смогу заплатить ему за работу. Так что выходит замечательно: сначала ты объяснишь ему, что не стоит рисовать, где попало, а потом я предоставлю ему место, где рисовать даже нужно. Разве это не здорово?
— А что за рисунок ты хочешь сделать?
— Помнишь ту легенду, которую ты рассказывал мне в детстве? Про слепого мужчину, который превращался в коня каждую ночь после заката солнца, а на рассвете снова становился человеком?
— Да. Эту историю рассказывал мне еще мой отец.
— Я долго думала и решила, что хочу изобразить ее сюжет на стене своей комнаты. Или хотя бы белого коня, убегающего в облака.
— Спроси разрешения у мамы. Если она не против, я не стану возражать.