Закон моря
Шрифт:
Потом шло ополчение. В полушубках, телогрейках, пальто шли в шеренгах седоусые старики и совсем молодые ребята. Вороненые штыки частоколом колыхались за плечами, тяжёлый тысяченогий шаг неровно скрипел в морозном воздухе. Шли молча, задумчиво, строго.
Витька вдруг дернул Федьку за рукав:
— Гляди, гляди, Чича! Да вон же, в шеренге идёт! Федька, обомлев, совсем близко увидел своего завуча.
Федьке стало трудно дышать. Он смотрел на него, не отрывая глаз: «Наш знаменитый завуч! Наш тощий, хворый старик! Наш тощий, хворый старик! Наш строгий, грозный Чича!.. — Федьку охватила вдруг небывалая гордость. Ему захотелось закричать на всю улицу, что это его завуч. Их школы. Их, их, их! — Если бы сейчас видела Чичу вся наша школа, все мальчишки и девчонки!..»
— Сидор Матвеевич! Сидор Матвеевич! — не помня себя, закричал Федька, проталкиваясь через толпу.
Сидор Матвеевич повернулся в их сторону. Он увидел ребят и, что-то крикнув своему командиру, торопливо подошёл к ним, улыбаясь небритыми щеками.
— Мальчики вы мои! — Он рад был неожиданной встрече, близорукие глаза его сияли за толстыми стёклами очков. — Вы чего здесь, чего? — Ребята молчали, словно онемев, не знали, что сказать. Он притянул их к себе: — Чем вы занимаетесь? Что делаете? Ясно? — Кинул взгляд на уходящую всё дальше колонну: — Мне некогда, видите? Но вот что, друзья мои: идите на завод. Теперь каждый, кто может, должен работать для фронта.
— А вы за Москву стоять, Сидор Матвеевич? — придя наконец в себя, спросил Федька.
— Да. За Москву, хлопчики. За всё наше с вами!
— А с вами нельзя? — Витька с надеждой посмотрел на него. — Мы не подведём, Сидор Матвеевич.
— Верю, не подведёте. Но нет, нельзя. Такая работа тяжела для вас. — Сидор Матвеевич прижал их плотное к себе, точно обогреть хотел. Опять оглянулся: — Уходит мой взвод, нагонять надо. А вы обязательно идите на завод, что напротив нашей школы. Сейчас каждые руки дороги. Спросите начальника цеха Смирнова Ивана Сергеевича. Скажите, от меня: устроит... Ну, держитесь крепко и дружно! — Он кивнул ребятам и, уже догоняя свою шеренгу, обернулся: — Проща-ай-те-е!
— Отец, что ли, чей? — спросил у ребят рыжебородый старик, стоявший рядом.
— Это завуч наш, — тихо и гордо ответил Федька. — За Москву пошёл биться.
— Вон оно как! — восхитился старик. — Выходит, все идут, кряду. — И как бы про себя прибавил: — Ну, держись, господин германец, — весь русский народ поднимается. Это тебе не четырнадцатый год. Ребята молча брели по улице. Ледяной ветер метался по дороге, взвихривал снежную пыль. Тугой, утоптанный снег уныло скрипел под валенками. Пусто и одиноко было на душе после расставания со старым завучем.
Когда дошли до заводских ворот, Федька остановился, повернулся к ветру спиной. Витька, нетерпеливо приплясывая на холоде, ждал.
— Ну? — Федька кивнул на ворота. — Пошли?
— А примут? — недоверчиво спросил Витька. — Скажут, как в военкомате, не доросли — и всё.
— Сидор Матвеевич сказал, — значит, примут. Смирнова найдём...
— А кем? — Витька взглянул на друга.
— Токарями! — Федька вскинул большой палец: — Во специальность! Снаряды будем точить, мины, патроны.
— А на фронт? А наша клятва?
— На фронт проберёмся. И за отца твоего отомстим, — заверил Федька.
Федька подумал о том, как сегодня вечером объявит матери, что устроился токарем на завод. Катька прямо от зависти лопнет. И ещё он представил, как напишет письмо на Урал ребятам из своего класса, в котором расскажет о фронтовой Москве, о погибшем Витькином отце капитан-лейтенанте Шестакове. И обязательно об их завуче Сидоре Матвеевиче. Пусть знает вся школа, какой он есть. И пусть ребята больше не зовут его Чичей...
Полтора года спустя юнги Северного флота Федор Ребров и Виктор Шестаков, пройдя полный курс обучения на Соловецких островах, ступили на палубу эскадренного миноносца и в Баренцевом море приняли свой первый бой...
В ту пору им ещё не было и шестнадцати. Впереди их ожидала большая жизнь. Долгие и прекрасные годы офицерской службы. Впереди их ждал океан...