Закон О.М.а
Шрифт:
– Какая похоронка? Какой муж? – Сурок закричал и проснулся.
Тьфу, дурость какая – военные сны. Он никогда не воевал. У него вместо армии – тюрьма. Тоже, конечно, по-своему фронт, но при чём тут похоронка?Сурок боялся своих пьяных снов. Никаких видений, картин и сюжетов в них не было, только голоса с непонятными фразами. Они отучили его от водки и сделали относительно вменяемым после зоны. Теперь он позволил себе расслабиться с девчонкой – и опять зазвучали голоса.
Вадим
Олеся повернулась на спину и открыла глаза:
– Ты во сне болтаешь и кричишь.
– Бывает, – Сурок осторожно погладил её расцарапанную шею. – О чём я тебе сегодня накричал?
– Я не разобрала. О каких-то маршалах… что-то военное. Принеси попить, а?
Сурок прошлёпал босыми ногами по тёплому ламинату до бара. Открыл дверцу холодильника и вытащил стеклянную бутылку колы.
– Так, а чё ты с немцем-то будешь теперь делать? Встречаться?
– Не знаю, - Олеся взяла бутылку. – Я же его не видела. Только на фотографии. Ты что, ревнуешь? Он же совсем старенький, немецкий старичок. Милый дедуган…
– Ты, смотрю, влюбилась…
– Нельзя влюбиться в фотокарточку, - Макаронова,поморщившись от газированной воды, приподнялась и стащила с кресла сумочку. – Вот он, мой импортный красавчик. Сперва, конечно, он мне фу-у-у… показался, а сейчас, вроде, и ничего.
Протянула фотографию.
Сурок взглянул.
– Ха, чисто Геббельс!
– Кто?
– Проехали, ладно. Как зовут?
– Рихард Ланге.
– Надо же, выходит, ты будешь фрау Олеся Ланге?
– Всё может быть.
– А сколько ему?
– Семьдесят или восемьдесят... Я не знаю. Может, девяносто, - она опустила голову на плечо Сурка.
– Давай сегодня без него…
Сквозь шторы медленно пробивался серый рассвет. Олеся Макаронова тихо посапывала на плече. Сурок лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Вот и немец беспризорный… Томится в одинокой старости. Тоже любви хочет и не думает о своих похоронных деньгах. Наверное, воевал, фашист. Зароют, как ветерана, с почестями, за счёт государства. Дать Леське тыщу гривен?.. Зачем? Пусть сама вырулит. За него никто проблем не решал. И она должна повзрослеть… Купить будущее за гробовые деньги никому не удавалось.
Сигнал «чужой у ворот» подбросил с постели. Вадим отдёрнул плотную штору. За забором темнели две машины. Вазген! Почему не открывает ворота своим пультом? Может, потерял? И хорошо, что не заезжает, иначе бы спалился на бабе.
– Вставай, быстро!
– сорвал одеяло с Олеси, стал лихорадочно застегивать брюки.
– Что такое? – девушка спросонок приподнялась на локте.
– Быстро, я сказал! – подцепил ногой упавшийсвитер. – Хозяин приехал. Твои тряпки здесь?
– Все.
– Прибери, кровать застели, как было. Потом в гардеробную, - показал на дверь, - там сиди и не дыши. Я приду. Понятно? И мобильник выруби.
– Сел ещё вчера. А сколько ждать?
– Пока не приду.
Набросил портупею и вылетел через задний двор в комнату охраны. Успел вовремя.
– Привет, Сурок! – поднял голову в камеру крупный мужчина. – Дрыхнешь?
– Здравствуйте, - включил на пульте громкую связь, - Вазген Анатольевич. Охраняю рубежи родины. Всё в порядке, ничего не произошло. Открывать?
– Подожди, пограничник, - вновь лицо на мониторе, - отключи сначала камеры. Не торопись. Понял?
– Понял.
– Прямо сейчас. И скажешь мне… как только…
– Готово, Вазген Анатольевич.
– Молоток, сиди там и не выходи.
– Есть.
В окне было видно, как открылись ворота и заехали машины. Затем из первой машины вытащили какого-то человека.
Кого они притарабанили? Наверное, коллекторские разборки. Кто-то с кредитом упёрся? Опять два месяца в подвале держать будут, пока не сдаст всё. Ладно, не моё дело. Меньше знаешь – крепче спишь.
Олеся Макаронова быстро оделась, тщательно застелила постель, раздвинула на прежние места кресла. Прежде чем зайти в тёмную гардеробную, подошла к окну. Выглянула в щель между шторами. На дворе вокруг лежащего на носилках молодого парня суетились несколько человек. Лицо у парня было бледное и тонкое.
***
– Вот его снимки, вот список лекарств. Здесь для сестры все расписано. Там ничего страшного: дветрещины на ребрах, ключицу вставили, гипс снимем через пару недель.
– А с головой что? – Вазген Шония повернул рентгеновский снимок рёбер на свет окна.
– Томография нормальная. Небольшое сотрясение, шок. Он сегодня поспит до вечера и должен почувствовать себя лучше.
– Спасибо, доктор. Вас отвезут домой. Будьте только, пожалуйста, на связи.
Начальник службы безопасности Вазген Шония с интересом посмотрел на молодую медсестру. Пауль Ланге с сегодняшнего дня будет «стационарно лечиться» в его доме. Затем немца должны будут «выписать», привезти в Николаев, где ему, как иностранному гражданину, предоставят квалифицированную амбулаторную помощь.
В «стационар» немца определили по просьбе Сидора – бывшего уголовного авторитета, который «тянул второй срок» в комитете промышленной политики парламента и внимательно наблюдал за вознёй вокруг николаевских судостроительных заводов.
Шония не мог отказать депутату. Он был обязан Сидору всем: должностью, нынешним благополучием и стабильной крышей. Пришлось, естественно, всё делать тихо, без доклада Мамуту, который не любил незапланированных движений за своей спиной. Пауль Ланге должен был «выздороветь» не раньше определённой даты.