Закон О.М.а
Шрифт:
Отлично!– похвалил себя Игорь Бряцалов. – Добавлю немного конкретики и отправлю в «Колокол».Он обернулся и посмотрел на одинокую девушку за соседним столом. Наверное, невеста. Подойти, взять интервью? Нет, не всё сразу, нужно осмыслить тему.
Олеся открыла дерматиновую сумочку, которую ей вместе с платьем одолжила Марина, и вытащиладешёвую косметичку. Господи, скорее бы это кончилось.Достала
Вытащила сигареты. Тонкие, с ментолом. Положила на стол. Открыла пачку. И тут же закрыла. Курить хотелось меньше всего. С утра на ногах. Зауживали Маринино платье – вот она корова толстая! – затем маникюр-педикюр, два часа у парикмахера. Там – самые нервы. Парикмахер – козёл! Содрал триста гривен. За что, блин? Три волосины на голове. Чесал, чуть последние не выдрал.
На мобильнике - «Белые розы». Она немного подождала и послушала своего любимого Шатунова. Маринка беспокоится.
– Привет. Прикинь: сижу здесь как дура, а его нет.
– Леськ, - голос в трубке задребезжал, - ты только не волнуйся.
– Что такое?
– Оденься быстро и вали.
– Марин, ты чего? Куда это?
– Тебя у входа ждут.
– Кто ждёт? Что случилось?
– Мамаша твоя.
– Бля! Она откуда узнала, что я тут?
– Леся, пойми, так будет лучше…
– Ты, сука, сдала?
– Послушай, не ори!
Несколько человек повернулись в сторону Олеси. Она прикрыла трубку рукой и зашипела:
– Я же специально карточку выбросила. Новыйномер только тебе и в агентство. Чтобы жизнь новую начать…
– Ты бабки украла, которые на похороны старики отложили. Мать тебя бы всё равно нашла. Лучше раньше, пока ещё не все растратила.
– Ну ты и сволочь!
– Она обещала, что скандалить не будет… позорить тебя, всё такое. Выйди к ней, разберись по-хорошему. Иначе она тебя убьёт.
– Спасибо тебе огромное!
– Там это… платье и сумку потом я заберу. Ладно?
– Иди ты в ж…у!
Через окно Олеся разглядела знакомый с детства силуэт. Бли-и-ин! Ну что ж мне так не везёт? Нужно мотать…Девушка собрала вещи, встала и не спеша пошла вдоль барной стойки. Внутренняя дверь ресторана вела в холл гостиницы. Оттуда можно уйти через чёрный ход во двор. Там стоянка и калитка на улицу. Макаронова бывала тут несколько раз, по своим девичьим делам.
Только бы немец сейчас не пришёл… Мамашка за бабки убить может. Три штуки ещё осталось. Где взять остальные? У Маринки? У немца? С ним сначала нужно встретиться. Где, чёрт возьми? Надо мотать отсюда куда угодно, хоть на вокзал, где меня не знают.
В гостиничном холле ждала мать. Охранник нервно косился на неопрятную женщину. Олесе стало по-настоящему страшно. Седловицкая стояла на ногах нетвёрдо, из рукава шёл дым от спрятанной сигареты.
– Ну что, невеста, пойдём, говорить будем.
Леся впала в эмоциональную кому. Она послушно вышла из гостиницы вслед за матерью.
– Поехали в Луч. Деньги на такси есть? Вот и хорошо, - в машине Седловицкая высморкалась в грязный платок.
– Сиди, доня, спокойно. Не рыпайся. Убивать не буду.
Всю дорогу промолчали. Мать холодными пальцами сжимала Лесино запястье. Мелькнули последние деревья у обочины, на повороте показался кирпичный дом.
– Спасибо, дорогой, - кивнула таксисту Седловицкая и ещё больнее сжала руку дочери.
– Рассчитайся, Олеся.
Вышли из машины, старенький «Opel» скрылся за поворотом.
– Ну, невеста, с возвращеньицем, - мать криво улыбнулась и мужским движением, схватив дочь за волосы, резко опустила её голову на своё поднятое колено.
Била долго и жестоко, как били когда-то её в тюрьме по малолетке. Минимум движений – максимум боли. Плотные колготы девушки пропитались жирной грязью, в левом сапоге хлюпало. Последний удар – и скулящий комок упал на дорогу. В руке Седловицкой остался светлый клок волос.
– Сука… попробуй только рыпнуться мне, – Седловицкая сплюнула на снег.
– Иди в хату, помойся. Стой, деньги сюда!
Олеся отлёживалась на диване, в комнате с парализованным дедом. Болели рёбра и шумела голова. За стеной, в бабушкиной части дома, о чём-то громко спорили хриплые голоса. Через боль она поднялась и добрела к умывальнику.
Класс! Разорванное платье, синее лицо, рассечённая бровь. Вернулась с первого свидания.Она осторожно провела распухшим языком по верхней десне, грязными пальцами отогнула непослушную губу. Ни хера себе! Два сломанных зуба. Конченая мамашка… Ладно, отец вернётся – расскажу про её хахалей…
Девушка набрала кастрюлю воды, поставила на плиту. От тёплой ванны немного полегчало. Ушибленные ребра болели. Раздевшись, увидела в зеркалеполную картину: ссадины на спине, ягодицах и груди, синяки на животе и царапины от ногтей на горле.
За стеной пьяные голоса становились всё громче. Прислушалась: ничего внятного. Звуки глушила старая лампачевая перегородка. Олеся поднялась на табурет, достала с верхней полки встроенного шкафа старую форму для пасхальных куличей и приложила жестяную банку к стене.
– … от прошлого суда три года осталось. Мне влетать сейчас нельзя, пойдёт год на год с добавкой приговора за прошлое.
– Поищи по деревне. Тысячу всего найти…
– У кого? Все нищие. Я тут ещё должна людям... Пусть, сука, работает. Это ж надо – у стариков похоронные деньги слямзить! Невеста, блин. Я ей устрою медовый месяц!