Закон обратного отсчета
Шрифт:
— Все равно страшно. Мог бы и подыграть, — она повышает голос, чтобы Макс в мастерской наверняка услышал: — А то придется мне теперь постоянно одной на такси ездить.
— Трусиха! — доносится изнутри мастерской.
— Зато жить буду дольше! А это, между прочим, нечестно с твоей стороны!
В кармане вибрирует мобильник. Сообщения от Аристократа всегда лаконичны как лозунги.
— Я к Косе, — сообщает Джен. Нужно переодеться, но Алекс расположилась, заблокировав ворота — не прикрыть и не спрятаться. Придется нести грязь в дом. — Вы идете?
— А надо? — спрашивает Алекс. — Олька точно не пойдет, и мне не хочется.
— Оставайтесь. Вроде ничего критичного, — Джен
В баре сумрачно и неуютно. Одинокие посетители серфят в экранах смартфонов, на столах не хватает салфеток, витражные окна давно не мыты и, что резануло Джена сильнее всего — нет музыки. Будто вместе с Юлей из бара ушла душа.
Долговязая фигура Аристократа скучает за дальним столиком. Он уже принял пару бокалов, галстук распущен, волосы взъерошены, пиджак висит на спинке соседнего стула.
— Привет, парни, — привстав, он здоровается с каждым за руку. — Так странно видеть, как вы по улице пешком гуляете. Непогода?
— У меня в планах напиться, — говорит Джа, плюхнувшись на стул. — Раньше на Юльку байки можно было оставить, сейчас эта опция недоступна. Ты что-то хреново выглядишь, дружище.
— Соколов, которого вы Хирургом прозвали, вчера сдался. Сам пришел в участок, накатал признание, — Романов опрокидывает в себя виски, кубики льда звенят об толстые стенки бокала. — И ведь позвонил мне только после того, как его оформили, попросил скостить срок, насколько смогу. У самого денег даже на проезд в последнее время не было — жена ушла, сам он спать от вины не может, работать тоже. Дошел совсем, я его не узнал в участке — кожа и кости.
— Он и так не особо упитанный был, — вспоминает Джа.
Джен глядит в сторону бара, за стойкой отирается татуированный малый с окладистой бородой и выбритыми висками. На рельефе оголенных рук можно разглядеть шрамы вздувшихся вен. Он прошивает периметр бара короткими взглядами исподлобья, но покидать пост не спешит, поэтому Джен отправляется за алкоголем сам.
— Бутылку «Джека», ведро льда и два бокала, — заказывает, взобравшись на высокий барный стул, и кладет перед барменом депозитную карту. — Коса здесь?
— Наверху, — настороженно отвечает малый. Проверяет карту по терминалу и, успокоенный результатом, достает со стеклянной полки бутылку. — Он редко спускается.
— Передай ему, что если бар загнется, Юля ему этого не простит.
Малый усмехается горько, теплеет тоном.
— Каждый день ему это говорю. Девчонок приводил, чтобы за залом следили, он отказывается нанимать. Все ему не подходят, то стол не так вытирает, то музыку не ту слушает. Задолбал, — нырнув под стойку, он шумно набирает лед в алюминиевое ведерко. — Так что, если есть кто на примете, приводите. Может, хоть старых друзей послушает.
— Поспрашиваю, — обещает Джен, тут же отстукивая Савве сигнал тревоги, может из ее знакомых подберется достойная хранительница наследия.
За стол он возвращается угрюмым. Первые порции «Джека» заходят как вода, хотя лед не успевает подтаять, чтобы разбавить терпкость виски. Беседа не клеится, на поминках и то оживленнее, есть что сказать об усопшем, что вспомнить. Здесь же горло запечатано беспомощностью. Отвратительное чувство, которое Джен всю жизнь травит в себе тренировками силы, воли и тела. И все равно не выдернуть с корнем эту заразу, не выжечь.
— Парни, дайте мне хоть что-нибудь, — просит Аристократ. — Хоть маленькую зацепку, чтобы этого дурака вытащить.
Дать нечего. Кроме второй бутылки, которую бармен молча ставит перед ними, хотя никто не заказывал. Все же молодец
За окном вечер градиентом уходит в ночь. Вроде, приносили еду, вроде, мелькала возле кухни тень Косы, кто-то подал дурацкую идею выйти покурить (вроде, Романов). После первой сигареты мутит и «Джеку» надо выйти, но единственное, на что хватило сил — вернуться за стол, и теперь Джен тупо пялится в окно на веселую светомузыку светофоров.
Через открытую форточку белыми клубами вползает холодный воздух, треплет по загривку, растворяется в жарком зале. Разговоры за столами негромкие, поэтому истошный вой автосигнала слышен издалека. Он несется к перекрестку по двухполосной дороге, виляя дальним светом по синусоиде.
— Зеленый, — произносит Джа, вскочив с места.
Джен не сразу догадывается, о чем пророк, только когда первое авто — темный Лексус — стартует с перекрестка, наперерез несущейся неуправляемой коробке. От столкновения Лексус подбрасывает, разворачивает носом к перекрестку. Въехавший в него серебристый японец юлой крутится по дороге, разбрасывая ошметки бампера, выскакивает на тротуар и входит капотом в стену между окнами бара. Осколки лобового стекла ссыпаются на карниз. Надутые подушки безопасности забрызганы красным. Из Лексуса вываливается водитель. Живой, хватается за голову, кроет отборным матом, бежит к развороченной японке. Из бара народ потоком льется на улицу. Джен с Романовым расталкивают зевак на пороге, подбегают к водительской двери. Стекло разбито. Намотав на предплечье куртку, Джен расчищает проем от торчащих осколков. Гул голосов перекатывается в голове как в тумане, глухой и далекий. Мазанув взглядом по окну, Джен видит Джа, он так и стоит у стола, вперившись взглядом в возню у разбитой машины.
— Не смотри, — одними губами шепчет Джен. — Не надо.
Пророк молча берет со стола бутылку и, свернув крышку, прикладывается к горлышку на два глубоких глотка. Сирены спецслужб орут совсем близко в три голоса. Развернувшись, Джа хватается за край стола, чтобы не упасть и плетется вглубь бара по той же синусоиде, которой шла к смерти японка с растаявшими тормозами.
Когда рослые парни из МЧС пристраивают гидравлические ножницы к кузову, Джен возвращается в бар. Пророка не видно, Джен идет к туалету, стучит в дверь и, услышав оттуда невнятные звуки, остается ждать снаружи. Сначала на ногах, затем сползает по стене на пол. Выкрашенные в черный кирпичи сливаются и кажется, что с потолка по стене хлещет густая маслянистая патока нефти. Чиркни спичкой, и взлетишь выше крыши, выше города, в другую дружелюбную Галактику. Но спички есть только у Аристократа, нужно попросить после. Стоя на четвереньках, Джен долбит в дверь, зовет пророка безуспешно. Сначала кулаком, затем плечом. Тишина Джена пугает. Из последних сил он поднимается, цепляясь пальцами за выступы деревянной двери как альпинист. Наваливается всем телом раз, два и выбивает крепкую (Коса на совесть прикрутил) щеколду. Вваливается внутрь туалета.
Пророк лежит на полу, скорчившись, видимо, как стоял на коленях перед унитазом, так и завалился на бок. Джен треплет его за плечо, хлещет по щекам, Джа дышит, но не реагирует. В уголках губ застывает то ли рвота, то ли пена. Откинув с лица пророка мокрые волосы, Джен пальцами размыкает его веки, боясь и надеясь увидеть дьявольский зум, но зрачки спокойны, они застыли, один сужен, второй расширен. Лопнувшие капилляры покрыли глазные яблоки кровавой сеткой.
Джен кричит. Зовет на помощь. В голове шум и муть от опьянения, приправленного ужасом. Ему бы протрезветь, чтобы суметь ясно мыслить, чтобы не напортачить. Но он может только кричать и звать на помощь любого, кто откликнется.