Закон обратного отсчета
Шрифт:
— Тогда не дергайтесь. Елизавету Отшельник быстро из уравнения выпилил, и этот вас вряд ли дождется. Хоть бы Падре успел. Напишите, что выяснить в первую очередь.
— Хорошо, — Джа хмурится, спрашивает подозрительно: — А ты не с ними? Точно?
— Точно. Меня Падре оставил за главного. С сегодняшнего дня я вроде заместителя. Ныряю с макушкой в дела. Дикий темп, дикие события, дикие люди.
— И ты от этого кайфуешь, — улыбается Джа.
— Сейчас мне кажется, что я теряю рассудок, — Савва глубоко и шумно вздыхает. — Но нахожу что-то еще! Приведу в порядок
— Договорились.
Смартфон жалобно пищит и гаснет, разговор съел остатки заряда. Подключив его к внешнему аккумулятору, Джа откидывает спинку кресла и укладывается, вытягивает ноги в дорожных шлепках до упора. Напряженный, взвинченный как часовой механизм, вынужденный размеренно вытикивать завод пружины. Ему бы сейчас за ударную установку. Или хотя бы гитару в руки, чтобы отвлечься.
Местами по трассе едешь, как по туннелю, стволы почерневших от наготы деревьев тянутся в графитовое небо, стремясь сомкнуться. Снаружи холод собачий, на открытых участках ветер такой, что машину сдувает, хоть она и встает на курс как корабль. Джа рвется за руль, ему осточертело тупо пялиться в окно, и доводы приводит вполне логичные — чем дальше от городов, тем ниже вероятность словить волну. Но Джен непреклонен.
— Интересно, что значит символ «М»? — Джа достает из бардачка истрепанный блокнот с карандашом, пролистывает до чистого листа и рисует во всю страницу отметку с тормозных колодок. Крутит во все стороны, разглядывая под разными углами. — Или это «W»? На знак суммы тоже походит. Может, все-таки, имя? Морфеус… Мобиус….
— «М» — значит «мудак».
— Тоже вариант. Но не думаю, что он так самокритичен. А что ты бы поставил на его месте?
Джен задумался.
— Ничего, — отвечает уверенно. — Если бы я решил устроить диверсию, я бы просто ее устроил. Без вот этого позерства. Мне же важно задуманное реализовать, а не в грудь кулаком бить.
— Значит, нашему Отшельнику важно, чтобы кто-то понял, что это именно его рук дело.
— Значит, он работает на публику.
Джа грызет кончик карандаша, выстраивая в уме из догадок стройные линии. Спрашивает:
— Когда началась история с тормозами?
— Этой весной первые засекли, — вспоминает Джен по рассказам Саввы. — Но делать их раньше начали. Я у себя в загашнике такие целые нашел, явно от Вадимыча, потому что без упаковки.
— То есть, он поставил производство на поток и только сейчас начал использовать. И убивать чаще начал. В настоящем времени. Джен, может, он к чему-то готовится?
— Думаю, он уже готов, — признает Джен и непроизвольно газует сильнее, выжимает из Леди сначала сто двадцать, затем выше и выше, пока не спохватывается, заметив на спидометре почти сто восемьдесят.
— Взлететь решил? — осторожно спрашивает Джа.
Если бы это помогло телепортироваться прямо в логово Отшельника, Джен бы выжал максимум, не раздумывая.
Новости пришли спустя восемь с половиной часов. Джен съезжает на обочину, чтобы спокойно посмотреть присланное
— Можем начинать, — голос Падре на фоне темноты.
Он отходит от объектива и видно, что камера стоит на штативе посреди пустого гаража. Напротив, на стуле, со связанными за спиной руками сидит парень лет двадцати пяти, наголо выбритый, с ясным, Джен даже сказал бы — дружелюбным взглядом. Ему холодно в одной футболке, порванной подмышками. Справа от него, прислонившись к стене, стоит Рита. Девчонка напряжена, старается следить одновременно за его руками и взглядом.
— А чего они ему руки впереди не связали? — спрашивает Джа. — Ритке так проще было б.
— Ему тоже, — Джен подается вперед, чтобы лучше видеть детали на маленьком экране.
Парень опускает взгляд на пол, и Падре реагирует молниеносно:
— Пожалуйста, смотри на нас. Так будет безопаснее для всех. Приступим.
— Скажу сразу, нас не интересуешь ты…
— Это Романов что ли? — шепчет Джа. — Он что там делает?
— … я даже возьмусь тебя защищать, если дойдет до этого. Нас интересует Отшельник.
— Кто? — тупо переспрашивает лысый.
— Тот, кто дает тебе инструкции. Ты встречался с ним?
— А-а-а, вот вы о ком, — лысый криво усмехается. — Нет, его никто не видел. В этом вся фишка.
— Как он коммуницирует с вами?
Парень задумчиво поджал губы.
— Наверное, уже можно, — он ерзает на стуле, выгнув затекшую поясницу. — Он управляет разумом, расстоянием и временем. Он говорит с нами устами прохожих и управляет нами во сне. Он — Бог, и мы подобны ему!
— Да неужели, — тихо, у самой камеры произносит Падре. Спрашивает громко: — И как он отбирает вас в свое воинство?
— Нашими руками создает он зерно истины и указывает, в ком его прорастить.
— Это пророщенное зерно заставляет вас убивать? — спрашивает Романов без тени издевки.
— Убивать? Нет! Зачем? — удивляется пацан искренне.
— Вот и мне интересно, зачем ваш «Бог» внедряется в людей и заставляет их убивать первого, кто под руку попадется?
Парень молчит, глядит спокойно поверх камеры.
— А этот фокус с тормозными колодками? — Романова понесло, он сыплет вопросы скороговорками. — Как он их выбирает? По какому-то признаку или рандомом? Кому повезет? Что вообще вашему «Богу» дают смерти этих людей? Он так развлекается?
Парень сдавленно хихикает, морща нос.
— Привлекаю внимание, — произносит он и, извернувшись ужом, вскакивает со стула.
Его руки свободны. За камерой слышен щелчок предохранителя, короткий мат и шорох осыпающегося на бетонный пол песка. Рита в панике пытается что-то сотворить, парень поворачивается к ней, глядит почти ласково.
— Успокойся уже, я сильнее, — в доказательство он возводит вокруг себя прозрачный купол.
— Маргарита, — зовет Падре. И девчонка послушно отступает за камеру.