Закон обратного волшебства
Шрифт:
Он сильно дернул ее, и Анфиса выскочила в какой-то следующий подвал, темный и вонючий. Пахло плесенью и гнилыми досками.
— Где мы?!
Он ничего не ответил, взял фонарь и посветил по сторонам.
Какие-то пустые полки, куча тряпья на полу — Анфиса вздрогнула и спряталась за него, — кипы старых журналов, сложенные корешками наружу. В стене были сделаны ступеньки, и Юра уверенно, как к себе домой, полез по ним вверх.
— Не отставайте, Анфиса.
— Где мы?!
Он поднялся на две ступеньки, уперся руками в потолок и как будто
— Вылезайте, Анфиса! Ну! Последнее усилие!
Следом за ним она выбралась в тесное помещение. Заставленное бочками, досками, заваленное перевязанными бечевкой старыми газетами. В углу были кучей составлены какие-то лыжи, а под низким потолком громоздились санки с оторванной спинкой.
Все это было… до странности знакомым. Словно уже виденным однажды и давно позабытым.
Пошарив рукой, он толкнул дверь, что-то зазвенело, упало и покатилось, и они оказались на улице, где было светло и радостно от луны, где воздуха — сколько угодно, где не пахло плесенью и мышами, и над головой не было сводчатого потолка.
— Юра!
— Мы на нашем участке, — быстро сказал он. — Это старый погреб. Мы никогда им не пользуемся. Что это вы? Не узнаете?
Анфиса смотрела на него во все глаза.
— Старый догреб?! Наш участок?!
— Вон там дом, — он показал рукой на веселые огни за деревьями. — Вон беседка. Узнали?
Она молчала. Он вздохнул.
Ну что? Покурим?
Шел дождь, и на улице было серо в как-то сумрачно, хотя довольно рано. В такие дни, как писал когда-то очень любимый Алексей Толстой, «особенно не хочется жить».
Вот Анфисе и не хотелось — следом за героями «Хождения по мукам». Настроение такое нагрянуло и придавило. Чувство юмора и даже некоего ухарства, свойственное ей, а также неловкость перед бабушкой, которая отродясь не поддавалась унынию, не позволяло Анфисе признаться себе в том, что жить ей действительно не хочется.
Она позвонила на работу Илье Решетникову — господи, она еще и о нем думает! — и сказала жеманной секретарше, что задержится.
Секретарша, будь она неладна, пролепетала, что все передаст.
— Это Анфиса Коржикова. Точно передадите? — настойчиво переспросила Анфиса.
— Да-да! Ну конечно, конечно, я все передам, как же иначе! Я всегда и все докладываю! А кто это?
— Анфиса Коржикова, — произнесла Анфиса почти по слогам.
— Алиса Мурзикова, — повторила секретарша, — все записала и передам.
— Понятно. Спасибо.
Дождь все шел, стекал по лобовому стеклу, «дворники» мерно постукивали.
Жить Анфисе хотелось все меньше. Она набрала номер Ильи, но безрезультатно, телефон не отвечал, а на секретаршу надежды не было никакой — Алиса Мурзикова, и точка! И ничего тут не поделаешь, и ничего не изменишь.
Откуда они их берут, этих самых секретарш?! Где таких выращивают? В специальных питомниках, что ли?
От стука «дворников» заломило висок, и Анфиса их выключила. Сразу стало как-то очень тихо,
Анфиса еще раз набрала номер и еще раз выслушала печальную повесть о том, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Жить с каждой секундой хотелось все меньше.
Следовало быстро принять меры, и Анфиса точно знала, какие именно.
Решительной рукой она повернула ключ зажигания. Мотор радостно заурчал, и проклятые «дворники», которые нынче сводили ее с ума, болтнулись по стеклу.
У-ух, как Анфиса сегодня ненавидела эта «дворники»!
Она медленно тронулась с места и поехала потихоньку, высматривая, как зоркий сокол, подходящую «точку».
Из-за дождя машины не ехали, а ревели, стонали и ныли, фырчали моторами, как будто стадо слонов мотало мокрыми ушами. Кое-как Анфиса втиснулась в дырку между машинами, посмотрела в боковые зеркала — не слишком ли торчит зад, — он торчал очень даже «слишком», но она решила не обращать на это внимания. Ну что поделать, раз день так не задался!
Кое-как вывернувшись, она встала коленками на свое сиденье и достала с панели у заднего стекла зонтик. Тащить его было очень неудобно, мешал подголовник, но Анфиса пыхтела и тянулась и вытащила в конце концов!
Она приоткрыла дверь, просунула в щель руку с зонтиком и распахнула его. Он, разумеется, застрял — щель была мала, и она еще выворачивала зонт, чтобы совсем не намокнуть. Потом, извиваясь, вылезла сама и получила еще одну порцию допинга.
Два молодца на тротуаре, по виду какие-то недокормленные студенты, радостно скалились прямо в ее чудный английский зонтик, и похрюкивали, и махали ей руками в замызганных рукавах одинаковых джинсовых курток, и предлагали повторить «на бис».
Видимо, наблюдали, как она мужественно лезла за зонтом на панель у заднего стекла.
Глупо было изображать из себя гордую птицу чайку Нину Заречную, но Анфиса изобразила — вскинула сумочку на плечо, нажала кнопочку на брелочке, задрала подбородок и гордо прошествовала мимо студентов.
Шествие ознаменовалось попаданием в гигантскую лужу — ноги моментально и фатально промокли, в сапожках захлюпало, а недоумки все ржали, и ей казалось, что все вокруг понимают, что они ржут над ней.
Анфиса перебежала дорогу в «неположенном месте», прямо под носом у толстого лимузина, и его толстый водитель укоризненно и необидно погрозил ей пальцем.
Она добралась до кафе на той стороне, потянула тяжелую дверь и сразу очутилась в сухом и ровном тепле.
Пахло кофе, хорошей выпечкой и еще чем-то вкусным.
Это было хорошее кафе. Одно из ее любимых, новых, которых в последнее время открылось в Москве множество. И хорошее место было свободно — у самого окна, под замысловатой и стильной лампой, сейчас погашенной. Музыка была тихой, и огромный омут плазменного телевизора черен и пуст — ненавистное «Fashion ТV», проклятие всех московских ресторанов, видимо, было на профилактике.