Закон оружия
Шрифт:
– Что это? – испуганно спросила Ксения.
– Молитва.
– Ах, да, конечно, я сразу не поняла. Так неожиданно и страшно… Они молятся перед боем, чтобы закалить свои сердца?
Я посмотрел на часы: стрелки показывали ровно шесть.
Через некоторое время снова появился сириец. Он знаками показал на выход.
На центральной улице, куда мы вышли, у пустующего постамента стоял Раззаев в окружении пяти-шести боевиков. Подойдя, мы поздоровались, обойдясь без рукопожатий.
– Как спали? – спросил Шамиль.
– Я чуть
– Надо было затопить печку, – усмехнулся он. – Мой заместитель Салман отведет вас к нашим гостям. Вы сможете поговорить и убедиться, что с ними все в порядке.
– Мне бы хотелось поговорить и с вами, Шамиль! – сообщила Ксения. – Это очень важно для меня.
– Хорошо. Но не сейчас.
Салман, плечистый парень, которого портила сутулость, одарил нас пустым взглядом, мотнул головой:
– Пошли!
– Сколько у вас всего заложников? – не теряя времени, спросила Ксения.
– Я не считал, – ответил наш провожатый таким тоном, после которого что-то еще спрашивать не хочется.
Он открыл калитку ближайшего дома, мы вошли во двор, затем поднялись по ступеням. В комнате сидели мужчины разных возрастов. Самому старому было, наверное, не менее шестидесяти, а молодому лет шестнадцать. При нашем появлении они настороженно поднялись.
Мы поздоровались и представились. Салман сел на освободившийся стул, достал сигареты. Я решил отдать инициативу моей новой спутнице. Впрочем, она этого даже не заметила. Московская школа.
– Представьтесь, пожалуйста, – блеснув улыбкой, обратилась она к бородатому старику в черном овчинном полушубке.
– Мамед Абдуразаков я, сторож автоколонны номер пятнадцать из Кизила.
– Ну, как вам тут?
– Ничего, ничего. К нам относятся хорошо, последним куском хлеба делятся. Мы не в обиде на этих людей.
Его поддержал невысокий мужчина с седыми усами:
– Шамиль сказал, если кто нас обидит, он того тут же расстреляет! Они хорошо поступили: женщин всех отпустили.
– Мы боялись, что по автобусу начнут стрелять, – вступил в разговор еще один заложник. Из-под свалявшейся меховой шапки торчали только крючковатый нос и длинные черные усы, глаз словно и не было. А это все равно, что слушать в потемках.
Но Ксюшу это не смутило.
– Передайте, что мы все живы и здоровы и хотим, чтобы все быстрей договорились и нас выпустили, – снова заговорил сторож Абдуразаков. Его голос дребезжал, наверняка старик еле справлялся с чувствами. – Здесь со мной и племянник, Осман. – Он показал на самого молодого, который смущенно опустил глаза. – Нас не обижают, не издеваются. Мы хотим, чтобы все миром кончилось…
– А где вас захватили? – спросил я.
– На базаре, рано утром, – почему-то поспешно ответил старик и покосился на Салмана. Тот отрешенно курил.
– А чем вас кормят? – решил уточнить я.
– Иногда рис, чай, консервы, тушенка. Хлеба нет.
– Продукты
– В магазине. В домах что-то осталось… – лениво ответил тот и уже энергично сделал вывод: – Никто не голодает. Так и передайте всем, что заложники – это наши гости, мы относимся к ним с почетом и добром.
Ксения переписала фамилии всех заложников, и мы вышли на улицу.
– Теперь к заложникам-милиционерам! – распорядилась она.
– Ты будешь здесь командовать, да? – вспылил Салман. – Сейчас на уши поставлю тебя, будешь бегать по кругу.
– Если ты не хочешь нас провести, я попрошу, чтобы Шамиль дал нам другого провожатого, – вмешался я.
Салман ничего не сказал, пошел вдоль улицы. Ксения недоуменно посмотрела на него, я мотнул головой: «Пошли!» Мы миновали мечеть со сверкающим куполом минарета, недалеко от него находилось здание. Но прежде чем войти, я оглянулся. На поле, которое расстилалось перед селом, стояло затишье. Можно было разглядеть колонну автобусов на дороге, замершую тушку БМП, отдельные фигурки в серых комбинезонах. У меня появилось ощущение, что я влез в шкуру боевика. Не хватало только зеленой повязки и автомата. Людей разделяют не только убеждения. Их беспощадно и бесповоротно разделяет линия фронта – полоска земли, межа, по обе стороны которой обильно проливается кровь.
Милиционеры встретили нас враждебно. В клубе, где содержали их под охраной, повсюду стояли железные койки с матрасами. Кто лежал, свесив ноги в грязных ботинках, кто сидел, высасывая последний глоток дыма из крошечного бычка. Я решил не торопиться, вновь отдав приоритет более опытному коллеге. Она же сразу решила ухватить главное.
– Расскажите обстоятельства вашего пленения, – обратилась она к толстяку майору.
– Какие, к черту, обстоятельства! – выругался тот незамедлительно. – Спросите что-нибудь полегче.
– Как к вам относятся? – Ксения переметнулась к усатому капитану.
– Спасибо, пока живы.
– Как кормят?
– Как кормят, как кормят… – раздраженно отреагировал капитан. – Спросите еще: приносят ли газеты?
– Ребята, мы понимаем, что вам тяжело. Но поймите и нас, – я понял, что еще один неловкий вопрос – и нас отправят к чертовой бабушке. – Мы с таким трудом добрались сюда, а вы не хотите нам даже слово сказать… Можно хоть узнать, кто у вас старший?
Майор криво усмехнулся:
– Все сейчас равны… Ну ладно, спрашивай, чего хотел. Может, это будет мое последнее интервью, – хохотнул он, правда, не совсем весело.
– Репортаж с петлей на шее! – не преминул добавить кто-то.
– Ребята, чтоб вы знали, я не какой-то желтый щелкопер, а старший лейтенант запаса, воевал в Афгане, – на всякий случай сообщил я.
– В общем, намекаешь, что свой, – вынес вердикт усатый капитан. – Тут этих «афганцев» знаешь сколько? Даже фирменные есть – настоящие, из Афгана.
– Я в курсе, уже видел одного.