Закон Противоположности
Шрифт:
Несмотря на усталость, я долго не мог уснуть. Нахлынули воспоминания о далеких временах, когда мы жили здесь с матерью и отцом. Я бегал по этим коридорам, так же, как Настя с Кирой, а мама постоянно готовила. Стряпня остывала и отправлялась на помойку, потому, что тот, ради кого она старалась, уже где-то поужинал. Это повторялось каждый день.
Будильник прозвенел в семь. Пробуждение в родительской спальне в нашем доме было новым испытанием для меня. Уверенно отдал бы глаз на спор, что мне двенадцать лет, я опаздываю в школу, на кухне меня ждут мамины
Во дворе прогревается машина. Смотрю в окно на орех, который отец посадил в день моего рождения. Дерево не изменилось за те несколько лет, что я не появлялся дома, потому и был мне чем-то родным. Порыв ветра обрушил разом все листья. Ничего особенного, листопад, но в листопаде я увидел пример решительности. При первых же заморозках листья мгновенно осыпаются на землю. Они не ждут, что завтра или уже через час потеплеет. Их решение окончательное и бесповоротное.
Я оделся и поехал на завод.
— Куда? — просипел голос сквозь щёлку в тонированном стекле с надписью «Проходная».
— Я к Андрею Викторовичу, он ждёт.
— Ага, ждёт, как же. Фамилия.
Я представился. Сиплый зашелестел страницами какого-то журнала.
— Нет такого. Обожди, секретарше наберу.
Через пятнадцать минут вышла анорексичная блондинка, лет сорока с яркой красной помадой. Волосы у неё выглядели настолько искусственными, что я невольно стал искать глазами край парика на линии роста. Но нет, это её неживые волосы. Она недовольно смерила меня взглядом и предложила следовать за ней к лифту.
— Как вас представить и по какому вопросу?
Снова представился, и пока мы шли по плохо освещенному коридору верхнего этажа, изложил цель своего визита. У двери с надписью «Приемная» блондинка оборвала меня.
— Ждите, — сказала она и захлопнула передо мной дверью.
— Пройдите, — сконфужено прошептала она, вернувшись.
В кабинете накурено, на столе стоит стакан с виски, а в кожаном кресле развалился Андрей Викторович. Красное лицо отекло, мутные глаза под длинными седыми бровями неприязненно уставились на меня.
— Мда, мля…
— Что простите? — переспросил я.
— Приплыли, мля…
— Куда приплыли?
— Да он ещё и тупой.
— Кто тупой? О чем вы?
— Так, — прочавкал Андрей Викторович, — друг попросил пристроить сына на работу, а он как бы некондиция…
— Я вас с трудом понимаю.
— От тебя и не требуется. Дуй в гараж, присматривай там за порядком. Подозрительное приметишь, докладывай, а не приметишь, не мозоль глаза. Задача ясна?
— Задача ясна.
— Можешь просто кивать, и так голова раскалывается, — бормотал он себе под нос. — Чего стоишь? Руки в брюки и вперед, на трудовые подвиги, мля.
Я хотел поблагодарить, уточнить, что за гараж, где находится, но поспешил удалиться. Какой мерзкий тип и что за «мля», через слово. Вырвать хочется. Неужели во всем Ростове нет места приличнее? Может, отец специально
Огромная территория завода обнесена бетонным забором с колючей проволокой в три ряда. Цеха и мастерские никогда не видели ремонта, похожи на облезлых псов. Осколки битых стекол злобным оскалом торчат в гнилых деревянных рамах, кровля вот-вот провалится. Всюду проржавевшие каркасы непонятных конструкций. В ста метрах от административного здания находится гараж. Окно забито фанерой. Вместо форточки жестяной лист, в середине которого печная труба.
Вошел в гараж через дверь на створке ворот. Справа от меня стоит дровяная печь, а возле нее двое мужчин играют в нарды. Тот, что сидит ко мне спиной, полноват, прозрачный пучок седеющих волос плохо маскирует лысину. Второй сидит ко мне лицом. Он худощавый армянин, возрастом не более тридцати лет. В стороне флегматично обдирает изоляцию с кабеля ещё один угрюмый работник гаража. Лысый игрок яростно потряс кулак и две косточки рассыпались по доске.
— Марс! Ха, Марс, второй раз подряд. — Объявил лысый о своей победе.
— Молодой человек, это ремонтная зона, посторонним здесь находиться запрещено, — обратился ко мне армянин, в то время как третий работник прятал под куртку кусок кабеля.
— День добрый. Я не посторонний. Я ваш начальник.
— И вам здравствовать, — сказал лысый, обернулся ко мне и поправил очки с толстыми линзами. — По какой же части вы нам начальником приходитесь?
— Просто начальник.
Лысый встал и подошел ко мне очень близко. Ростом он ниже меня на голову, но крепкий и напористый.
— А как вас, начальник, звать?
— Владимир.
— Семён, — протянул руку лысый. Ладонь у него очень грубая, пальцы короткие, покрыты черными трещинками и порезами.
Следом подошли армянин и угрюмый.
— Аршак, — представился армянин.
— Славик, — сказал угрюмый и принялся бесцеремонно рассматривать меня, — я тебя где-то уже видел.
— Может и видел, что с того? — Я пожал плечами.
— Ничего. Лицо знакомое, а где видел, не припомню. Ну, да не столь важно, вспомню ещё. Кофейку?
— Можно и кофейку, — согласился я, о чем тут же пожалел, увидев, как Славик взял с верстака грязную кружку и ополоснул её кипятком. Чашка чище не стала.
Семён пододвинул мне пакетик с засохшими пряниками и уступил свое место возле печи, а для себя пододвинул табурет.
— Играешь? — спросил он меня и указал на нарды.
— Давненько зариков в руки не брал. Расскажи для начала, что здесь к чему, а потом сыграем.
— Рассказывать особо нечего. Работа, что называется, не бей лежачего. Утром осмотр перед путевкой. У кого поломка, тот на ремонт, остальные в добрый путь. Всего двенадцать машин: четыре ПАЗа-вахтовки, три «козла» четыреста шестьдесят девятых, «буханка», Волга, и шестьдесят шестые. Машины хлам, помнят Ленина молодым, сыплются как песок с ведра.