Закон тени
Шрифт:
— Здесь верительные грамоты для агента моей семьи в Риме. Предъяви их, и любой из моих людей поступит в твое распоряжение. А это — на все расходы, которые могут тебе понадобиться.
Лоренцо встряхнул мешочек, и в нем звякнули монеты.
— Сто флоринов, сто кусочков золота, которые лучше любого кузнеца откроют перед тобой все двери. Возвращайся с ответом, и получишь столько же. Я дам тебе все, что только пожелаешь.
— У меня уже есть то, что я желаю, — ваша дружба, — ответил юноша.
На
На рассвете, с багажом, который влез в две седельные сумки, Пико выехал из Флоренции и направился по виа Франчиджена. Он двигался быстро, благодаря своему малому весу и резвому ходу роскошного вороного коня из конюшен Великолепного.
Чуткий жеребец словно понимал важность миссии. Он ровно цокал копытами по камням старой римской дороги, без труда обгоняя медленно ползущие торговые караваны и группы паломников, что тянулись длинными вереницами из долины реки Эльзы.
27
Виа Франчиджена (Via Francigena) — «дорога во Францию», соединявшая Рим с северными и восточными областями Италии.
Остановившись только раз возле ручья, чтобы напоить коня, с первыми закатными тенями Пико уже миновал ворота Сиены, успев как раз до того времени, как их закроют на ночь.
Причиной спешки была не забота о ночлеге, а желание скорее добраться до так называемого Дома учености [28] , выстроенного городским советом для размещения иностранных студентов, приезжавших на лекции основного курса.
По дороге Джованни все время думал о том, что сказал Лоренцо об утраченном ритуале и о медике, который его совершил. Медицинский факультет Сиены был одним из самых старых и знаменитых и привлекал студентов со всей Италии. Кое-кого среди них Пико хорошо знал. И этот кое-кто мог оказаться полезным.
28
Casa della Sapienza — в буквальном переводе «Дом учености», но словом «Sapienza» в Италии во времена Лоренцо Великолепного называли сам университет. Эти слова точнее всего было бы перевести как «студенческое общежитие».
Джованни завел коня в стойло и попросил проводить себя в общежитие, которое возвышалось совсем рядом с университетом. В этот час в здании было полно студентов, возвратившихся на ночь. Пико поднялся по лестнице и вошел в спальню второго этажа. В просторной комнате, почти полностью занятой постелями, то здесь, то там виднелись группы юношей. Они пили вино, играли в карты или в кости, распевали, аккомпанируя себе на лютне, перекидывались шутками.
«Эта спальня ничем не отличается от таких же комнат в Болонье или в Падуе», — решил про себя Пико.
Никто не обращал на него внимания, и он принялся разглядывать лица студентов, пока не узнал того, кого искал. Подкравшись к парню сзади, схватил его за плечи и, смеясь, повалил на койку.
— Маттео! Маттео Корно! Мы с тобой больше года не виделись! — крикнул Пико.
После секундного замешательства тот
— Джованни! Да ты вырос и похорошел! Почти как я! Как тебя занесло в Сиену? Ты тоже поцапался с академическим советом Падуе?
— Нет, я закончил учебу.
— И чем занимался? — с насмешливым видом спросил Маттео.
— Мне хватило, чтобы понять, что Аристотель ошибался, да и остальные тоже неправы. В конце концов я стал поклонником Лукреция. Мы материя, мыслящий прах.
При этих словах Корно расхохотался, похлопав гостя по колену.
— Я вижу, тебя тоже, как и многих из нас, книги скорее запутали, чем просветили. Только не вздумай об этом болтать!
— Будь спокоен! Только с друзьями и с теми, кто поймет, — подмигнул Пико. — Для остальных я приверженец Аристотеля, выпускник in utroque jure [29] .
29
In utroque jure — то есть обоих прав, гражданского и церковного.
— Ну, тогда милости просим в блестящий орден Мадонны Отчаяния! — хмыкнул Маттео и широким жестом обвел всех студентов.
— В идеях Лукреция нет никакого отчаяния! Напротив, просветленное ожидание конца. И никакой бесполезной поддержки со стороны существ высшего порядка, которых просто нет. В этой конечности и кроется превосходство человека: он находит достоинство в ограничениях, — горделиво ответил Пико. — Надо идти навстречу своей судьбе и сделать ее великой, ибо все вернется по окончании космического года. Высоты, которых нам удастся достичь, прославят в веках наше измерение!
— А ты все тот же умник! — насмешничал Корно, пихнув приятеля кулаком. — Терпеть тебя не мог в Падуе, и теперь ты снова путаешься под ногами со своими тирадами. Кой черт тебя сюда принес? Неужто прекрасная кухня этого царского заведения?
— Нет, друг мой, я еду в Рим.
— В Рим? В логово Папы? Что ты забыл в этом городе, где только статуям можно сказать правду? Ты не знаешь, что тебя там ждет!
— Я еду не учиться. Я еду на поиски одной потерянной вещи.
— Джованни, в этом мире все рано или поздно теряется. Что же ты собираешься найти?
— То, что, возможно, известно тебе. За этим я к тебе и приехал, — внезапно посерьезнев, ответил Пико. — Я знаю, почему тебе пришлось бежать из Падуи.
Маттео побледнел.
— Конечно, прекрасно знаешь. Из-за ослиной головы, которую я засунул в постель ректора… — пробормотал он.
Пико покачал головой.
— Это нам так сказали. Если бы все так и обстояло, то совет доцентов простил бы одного из самых блестящих студентов факультета.
— Самых блестящих… после Джованни Пико. Но так и было на самом деле…
Пико снова покачал головой, пристально глядя в глаза Маттео.
— Я познакомился с твоим профессором Джероламо Спада еще до того, как его сожгли на костре. Я присутствовал на одной его лекции по анатомии. Интересно было открыть, как действует наш организм, увидеть, с каким бесконечным числом вариантов складывается мельчайшая атомная пыль, чтобы дать жизнь нашим внутренним органам. Но я говорю о тех лекциях, которые Спада читал днем, а не о тех, что по ночам тайком проходили в его комнатах. Туда приглашались лишь немногие избранные ученики, а может, и вовсе один — ты.