Закон
Шрифт:
После того как у дона Чезаре отнялись рука и нога, паралич разбил всю правую половину тела, пощадив только мускулы лица. Правда, в нижней челюсти ощущалась легкая скованность, но она не мешала дону Чезаре говорить без помех.
Доктор выслушал у больного сердце и не обнаружил ни сужения митрального клапана, ни других каких-либо нарушений, словом, ничего, что могло бы привести к эмболии мозга.
Проверил он и реакцию глаза: зрачок при направленном на него луче света уже не сокращался. Тогда доктор велел больному прочитать несколько строчек и постепенно отодвигал книгу, зрачок по мере
Температура 38,2o.
Врач осведомился у больного, не болел ли он в свое время люэсом. Болел лет двадцать пять назад, аккуратно лечился имевшимися тогда в распоряжении врачей средствами. Не было ли рецидивов? Скорее всего, нет, но с уверенностью на этот вопрос ответить трудно, во всяком случае, сам больной ничего не замечал и никогда к врачам не обращался; если испытывал иногда недомогание, принимал хину; по совету дона Чезаре хину принимали в случае болезни также его крестьяне и его рыбаки; жители низины вообще склонны приписывать все заболевания малярии.
Да, он уже не раз ощущал, что у него немеют рука и нога, бывали и приступы слабости, в частности правая рука и нога иногда ему отказывали, но редко. Нет, нет, дрожи никакой не было: вплоть до вчерашнего дня он оставался лучшим охотником во всей округе. Да, да, в руке и ноге иногда он чувствовал мурашки.
Доктор сделал спинномозговую пункцию и взял кровь. Окончательный диагноз он поставит после того, как будут готовы анализы.
– А все-таки, вы что-то предполагаете?
– осведомился дон Чезаре.
– Да, предполагаю, - ответил доктор.
– Односторонний паралич сифилитического происхождения.
– А каков ваш прогноз?
– На выздоровление шансов мало.
И на специфическом жаргоне, имевшем хождение еще в начале нынешнего века, он объяснил пациенту, почему именно, тщательно подбирая слова и доводы, доступные пониманию всякого культурного человека.
Мысль о близкой смерти расшевелила больного. Впервые за долгие годы, с тех пор как он “потерял интерес”, он начал философствовать вслух. Наслаждение, которое он получал от общения с женщинами, ни разу не принесло ему разочарования; тяга, которую он испытывал к ним, никогда не ослабевала; и даже в то самое время, когда его разбил паралич, он мечтал о том, что положит к себе в постель самую красивую, самую молоденькую из всех женщин своего дома. Подобно воину, сраженному на поле боя, он умирает от ран, полученных в любовной схватке, в самой прекрасной из всех существовавших на свете битв. Следовательно, он умирает славной смертью, вот каково его мнение. Древний город Урия был посвящен Венере, так вот последний сеньор Урии после долгих лет, отданных раскопкам, когда из-под слоя песка и из болотной топи по его приказу собирали кроху за крохой то, что уцелело от этого благородного града, умирает ныне от болезни Венеры, следовательно, жизнь его была и будет гармоничной вплоть до последнего вздоха.
Доктор лично считал, что обыкновенный сифилис не заслуживает столь лирических славословий. Но он счастлив, что его друг достаточно тверд перед лицом смерти. Только тогда можно судить об истинных качествах человека, когда наступает его последний час. А дон Чезаре сейчас блестяще подтвердил свою принадлежность
Дон Чезаре осведомился, сколько времени ему еще отпущено на приведение в порядок домашних дел. Болезнь прогрессирует быстро, температура подымается. По словам врача, до полной потери рассудка, а следовательно, возможности выразить свою волю, остается примерно двадцать четыре часа, словом, не больше суток. Впрочем, он ни за что не ручается. С минуты на минуту может наступить полная афазия. Он заглянет завтра утром, когда будут готовы все анализы.
А тем временем в большой зале нижнего этажа, как раз под спальней дона Чезаре, старуха Джулия, Эльвира, Мария, Тонио и их старшие дети читали молитвы, вознося Пречистой Деве мольбу о здравии своего господина. Молящиеся стояли вокруг большого стола из оливкового дерева. Тонио, скрестив руки на груди, женщины - сложив ладони.
– Ave Maria, piena di grazia, - начала Джулия.
– Богородице, Дево, радуйся, благодатная Мария, господь с тобою. Да благословенна ты в женах и благословен плод чрева своего.
Она замолкла, и все остальные вполголоса подхватили:
– Santa Maria, матерь божья, отпусти нам прегрешения наши, возноси моления о нас до самой нашей кончины.
И все хором, и Джулия вместе с прочими произнесли:
– Cosi sia, да будет так, аминь.
Потом Джулия снова завела: “Ave Maria…”
Большое неаполитанское кресло XVIII века с позолоченными деревянными подлокотниками в форме китайских уродцев отодвинули от стола. Так оно и стояло никем не занятое посреди залы.
На дворе возле крыльца дома с колоннами мужчины и подростки - обитатели камышовых хижин из низины - толклись возле докторской “Джульетты” и расспрашивали юного шофера о достоинствах автомобиля.
Жены рыбаков, облепив крыльцо, ждали в молчании.
Мариетта появилась из зарослей бамбука, обошла группу мужчин, проложила себе путь сквозь толпу женщин, быстро поднялась по каменным ступенькам крыльца и, проскользнув между Тонио и его сыном, очутилась у стола. Она тоже молитвенно сложила ладони.
– Благословен плод чрева твоего… - продолжала старуха Джулия.
И Мариетта подхватила вместе со всеми:
– Santa Maria, матерь божия…
На лестнице послышались шаги доктора. Молящиеся замолкли и дружно обернулись к дверям, ведущим в коридор.
Доктор оглядел их всех, ища среди них взглядом молоденькую девушку, которую дон Чезаре задумал было положить к себе в постель, когда болезнь Венеры сковала его тело. Взгляд доктора остановился на Мариетте, и именно к ней он и обратился:
– Завтра утром я загляну. Пока еще трудно сказать что-либо определенное.
Он помолчал, потом добавил:
– Вообще-то надежды мало.
И вышел. Эльвира потихоньку завыла.
– Замолчи, - прикрикнула на дочь старуха Джулия.
Она незаметно притронулась к коралловой рогульке, предохраняющей от дурного глаза и висевшей у нее на шее рядом с медальоном девы Марии.
– Замолчи. Нельзя плакать раньше, чем смерть вошла в дом.
Они поднялись в спальню дона Чезаре и окружили постель с балдахином. Больной молча обвел их всех взглядом и наконец заметил Мариетту.