Закон
Шрифт:
– Ясно, - протянул он.
– Значит, все это происки Джусто.
– Будь я полицией, я бы только так и решил.
– А как же он сумел пробраться в башню и спрятать там бумажник?
На миг Бриганте задумался.
– А вот как… - начал он.
– Джусто украл у меня ключ от башни… вечером в субботу… Ключ лежал в кармане пиджака, помните, зеленовато-синего. Я повесил пиджак на спинку стула… А сам отошел поговорить с Пиццаччо… вернувшись, ключа я не обнаружил… решил, что это штучки гуальони… Я об этом только одному Пиццаччо сказал… А потом начисто забыл всю эту историю…
– А где полиция найдет ключ?
– В баре на полу, - ответил Бриганте… - Завтра утром, ровно в одиннадцать, ключ выпадет из кармана Джусто, а сам Джусто будет в это время обслуживать Пиццаччо.
– Не пройдет, - заявил комиссар.
– Даже судья знает, что Пиццаччо - твой подручный.
– Ну ладно, пусть тогда Джусто обслуживает Австралийца… А полицейские, которые будут сидеть за соседним столиком, подберут ключ с пола… И их, конечно, заинтересует надпись на картонке, привязанной к головке ключа, где черным по белому будет написано; “От маленькой двери башенной кладовки”.
– Мне об этом доложат, - сказал комиссар, - а ключ передадут судье.
– У меня впереди еще целая ночь, успею все продумать, - сказал Бриганте.
– Мне бы очень хотелось помочь вам найти того вора, что спер полмиллиона лир. В вашем личном деле этот факт будет отмечен положительно. Возможно даже, вас повысят в должности…
– По-моему, ты об этом деле знаешь больше, чем говоришь.
– Только след, - уверил Бриганте, - один маленький следок…
– Из тебя, пожалуй, вышел бы лучший полицейский, чем из меня.
– Верно, - подтвердил Бриганте.
– Потому что я злее. И потому что работаю не на кого-то, а на самого себя.
– Я тебе пришлю в камеру обед, - пообещал комиссар.
– Вина прислать?
– Спасибо, не надо, - ответил Бриганте.
– Мне нужно нынче ночью много кое-чего обдумать.
По лицу его пробежала полуулыбка, сморщившая только веки и не тронувшая губ.
– Нынче ночью, - продолжал он, - мне придется поработать на вас.
Комиссар кликнул своего помощника.
– Отведите арестованного, - приказал он.
– Следуйте за мной, - обратился помощник к Бриганте.
– Синьор комиссар, - проговорил Бриганте, - прошу вас, не забудьте о…
Комиссар поднял на арестованного глаза.
– …о мальчике.
Он снова как бы одеревенел и зашагал за помощником комиссара.
Очутившись в камере, наедине со старшим тюремным надзирателем, который тоже входил в число данников Бриганте, он спросил:
– В котором часу кончается твоя смена?
– Да уж давно кончилась, - ответил надзиратель.
– Я только из-за вас здесь задержался.
– Так вот, мне необходимо поговорить с Пиццаччо.
– Пойду его предупрежу. Но только раньше полуночи ничего не получится. После меня дежурит один малый, которому я что-то не особенно доверяю: поставлю ему вина, придется ждать, когда он заснет.
– Полночь так полночь, - согласился Бриганте.
Из окна своего кабинета комиссар Аттилио увидел выходящего из претуры
– Дорогой мой друг, - начал комиссар, - полицейские чиновники по самому характеру своей службы поставлены перед необходимостью быть в курсе частной жизни любого человека со всеми его тайнами. Правда, честь, а порою и дружеские отношения вынуждают их делать вид, что им ничего не известно. Однако сегодня вечером и честь и дружеские отношения требуют от меня иного - я хочу поговорить с открытой душой… Вы дали деньги юноше, не заслуживающему вашего доверия…
Комиссар изложил донне Лукреции свою версию дела, но ни словом не упомянул о тех признаниях, которые ему сделал Маттео Бриганте. Таким образом, получилось нечто скорее напоминающее обычное полицейское донесение, которое Аттилио предпочел не снабжать никакими комментариями. Франческо Бриганте после полудня провел некоторое время в публичном доме в Фодже, где и потратил денег больше, чем было в его возможностях. У него нашли письмо донны Лукреции, из которого можно заключить, что она его любовница, что они решили вместе уехать куда-нибудь на Север Италии и что он получил от нее тридцать тысяч лир, которые и отдал девушке для радостей.
Донна Лукреция, сидевшая напротив комиссара, выслушала его, не проронив ни слова, не изменившись в лице, не ссутулив плеч.
После чего Франческо исчез, но, к несчастью, злополучное письмо при нем. Сейчас полиция его ищет. Комиссар уже принял ряд мер, дабы письмо, если беглец будет обнаружен и если оно еще находится при нем, было бы уничтожено или возвращено лично донне Лукреции.
– А почему полиция его ищет?
– спросила она.
Комиссар продолжал все тем же равнодушным тоном, “объективным” тоном, каким он делал донне Лукреции свое сообщение (лживое сообщение).
– Ему стыдно показаться вам на глаза, а тут еще арест отца, обвиняемого в краже, все эти вполне понятные треволнения…
Лукреция резко выпрямилась.
– Он покончил с собой?
– спросила она.
– Нет.
– Вы просто не решаетесь сказать мне всю правду.
– Нет, - твердо повторил комиссар, - нет. Просто он исчез, но мы его найдем. Вот и все.
– Вы от меня ничего не скрываете?
– Даю слово, что нет.
– Аттилио, - произнесла она, - его необходимо найти. Необходимо. Это ребенок.
– Я только и делаю, что звоню во все полицейские участки провинции.
– Может быть, эта девушка знает, где он?
– Не думаю.
– У вас же имеются хоть какие-то предположения о том, что он мог с собой сделать.
– Мы ищем.
Но она не отставала.
– Сообщите мне сразу же, как только узнаете, где и что он. В любой час дня и ночи. Можете перебудить весь дом.
– Но ведь… - запротестовал он.
– Ох, - воскликнула она, - да я на весь город могу кричать о своей любви.