Закон
Шрифт:
– По-моему, в башню можно пройти отсюда, - сказал помощник комиссара, указывая на массивную дубовую дверь с затейливым замком.
Ключа у синьоры Бриганте не оказалось. Пришлось сбегать за слесарем. Комиссар уселся в плетеное кресло, выбрал прелюд Шопена и включил проигрыватель, как бы желая подчеркнуть ту пропасть, что отделяет его от подчиненных, признававших лишь оперу да канцонетты. Наконец вся четверка забралась наверх и зашагала по галерейке, во главе процессии - помощник комиссара, шествие замыкал сам комиссар, за которым плелась синьора Бриганте и двое понятых.
В таком порядке они и вошли в восьмиугольную
Первым делом они обнаружили портсигар, забытый здесь комиссаром, тот самый портсигар, который они десятки раз видели в руках своего шефа.
– Смотрите-ка, шеф. Бриганте и вас тоже обокрал, - воскликнул помощник.
Конечно, сказано это было ради красного словца. Никто не верил, что портсигар был украден. Но его присутствие здесь свидетельствовало о тайных оргиях их шефа, комиссара Аттилио.
Узрев эту бесспорную улику, помощник и двое полицейских почти не старались скрыть своего ликования. Как будто поймали с поличным самого комиссара. Теперь ему придется подчиняться их закону, хотя до сего времени он долгие годы заставлял их подчиняться своему. Они совсем забыли и о присутствии синьоры Бриганте, и о ждущей их мести самого Маттео. Желая якобы поиздеваться над Бриганте, они могли сколько душе угодно издеваться над собственным шефом в его же присутствии. Они потрогали металлическую кровать, расписанную гирляндами на венецианский манер:
– Ах он, разбойник, скольких же он сюда повалил.
И стали перечислять всех любовниц, приписываемых комиссару, под видом любовниц Бриганте.
– Он их так… он им эдак… А они ему…
Теперь они уже даже не пытались сдержать своего восторга.
Под предлогом поисков бумажника они перетрогали все подряд, но особенно им приглянулись туалетные принадлежности: вертя их в руках, они громко делились своими соображениями относительно эротического применения каждой отдельной вещицы.
В приступе циничного самозабвения помощник комиссара взгромоздился на инкрустированный столик и стал так и этак поворачивать стенное зеркало, “чтобы посмотреть, что можно видеть с постели”. Но не устоял, зашатался и рухнул на пол вместе со столиком.
Вот тут-то все присутствующие и увидели бумажник швейцарца, спрятанный под столешницей инкрустированного столика.
Впрочем, невозможно было его не увидеть. Прикреплен крест-накрест двумя ленточками лейкопластыря (совсем как повязка на заклейменной щеке Бриганте) к самой середине перевернутой столешницы. Рыжей кожи, с золотыми инициалами “М.Б.”, врезанными в кожу, - словом, точь-в-точь такой, каким он был описан в ордере на обыск.
Воцарилось молчание. Только сейчас полицейские сообразили, как изощренно будет мстить им Маттео Бриганте. Карьера любого из них могла кончиться в любую минуту именно из-за того, что они совершили бестактность в отношении самого рэкетира.
Молчание прервал комиссар Аттилио.
– Что ж, взялся за гуж… - проговорил он.
Теперь, когда бумажник очутился в его руках, судья Алессандро тут же выписал ордер на арест и по телефону поставил об этом в известность полицию Фоджи, где,
Маттео Бриганте с сыном позавтракали в Фодже, в отеле Сарти, за маленьким столиком в зале с кондиционированным воздухом.
Все остальные столики были заняты иностранцами - мужчины в шортах, в распахнутых на груди рубашках с короткими рукавами; большинство женщин в брючках. Франческо досадливо хмурился - уж больно у него был провинциальный вид в этой белой рубашке и в темном галстуке, да еще рядом сидит отец в наглухо застегнутом пиджаке и плотно обхватывающем шею галстуке бабочкой. Потом он подумал, что через несколько лет, если ему придет в голову фантазия посетить в качестве туриста Юг Италии, конечно вместе с Лукрецией, им тогда все будет дозволено, оба они, как настоящие жители Турина, смогут позволить себе ходить еще более расхристанными, чем все эти иностранцы.
Бриганте заказывал самые дорогие блюда и французские вина. Франческо вино вообще недолюбливал, но пил, чтобы не получилось так, будто он не благодарен отцу за его щедрость и будто он неспособен оценить всей его деликатности. Но еда не шла ему в глотку. Блаженное чувство раскованности, какое он испытывал накануне в присутствии Лукреции, бормоча какие-то несвязные, нежные слова любви, сами рвавшиеся из груди, продлилось недолго, лишь до той минуты, пока он не очутился лицом к лицу с отцом. Всю ночь преследователь из его детских кошмаров не отставал от него, двуликий, как все последние недели, он смотрел на него требовательным взглядом, наполовину отцовским, наполовину донны Лукреции. С самого утра его томил нынче тоскливый страх и никак не желал проходить.
После завтрака Бриганте усадил сына в такси.
– Куда мы едем?
– спросил Франческо, не дослышав адреса.
– Следует тебе и это тоже узнать, - ответил отец.
Франческо поднял на него свои большие глаза, в которых не отразилось ни одной мысли.
– Это не то чтобы публичный дом, - пояснил Бриганте.
– Туда первого встречного не пустят… Мадам - моя старинная приятельница.
Бриганте не спускал своих жестких маленьких глаз с больших водянистых глаз сына.
– Я знаю, у тебя денег нет, - продолжал Бриганте.
– Ничего, я тебя приглашаю. У Мадам вовсе не какой-нибудь бордель. Выберешь себе девушку, и она с тебя ничего не возьмет: захочешь - сделаешь ей подарочек, не захочешь - не надо. В домах высокого пошиба, как этот, все переговоры ведутся через Мадам, ты берешь девушку, а платишь помощнице хозяйки. Совсем так, как в отеле Сарти; ты, верно, заметил, что я оплатил счет не официанту, который нас обслуживал, а самому метрдотелю; прежде чем мы сели завтракать, я обсудил меню с хозяином, а уходя, оставил на чай официанту. Вот и там то же самое…
И добавил:
– Так что не беспокойся. Я все улажу с помощницей, синьориной Чинтией, заплачу за время, которое ты проведешь с девушкой, а девушку сам себе выберешь.
– Спасибо, отец, - поблагодарил Франческо.
Из такси они вышли в пригороде Фоджи, у виллы, стоявшей на отшибе. Мадам приняла их в маленькой гостиной, где вокруг столика лимонного дерева стояли кружком кресла, обитые светлой кожей.
– Разреши представить тебе моего сына, - начал Бриганте.
Мадам окинула Франческо беглым взглядом, потом повернулась к отцу и с полуулыбкой спросила: