Законы лидерства
Шрифт:
Затем уже здесь, в институте, я встретился с лаборанткой Верой, чем-то похожей на Наташу, но гораздо красивей. Я знал ее раньше, она училась в соседней школе и считалась первой красавицей микрорайона. Я увидел ее однажды в спортзале на тренировке - она занималась художественной гимнастикой, и после этого несколько ночей Вера являлась мне во снах со своими круглыми, как яблоки, коленями и плавными изгибами бедер. Мама заинтересовалась, почему я так беспокойно сплю и кого зову. Однако и тогда я понимал, что в свите красавицы и без меня достаточно безнадежных вздыхателей, и не очень огорчился, когда узнал, что она вышла замуж за выпускника военного училища и уехала с ним за границу. Через два года - об этом я услышал уже в университете - она вернулась к родителям без офицера, но с ребенком.
Я встретил Веру в день первого моего прихода в институт. Она работала в нашей лаборатории. Теперь роли слегка изменились. Хотя Вера оставалась по-прежнему красивой, пожалуй, - с мужской точки зрения - стала еще привлекательней, но и я пришел уже не просто мэнээсом - младшим научным сотрудником, а мэнээсом, подающем надежды, как сказал при Вере профессор Рябчун, мой руководитель еще по студенческому научному кружку. И сам директор Виктор Сергеевич, зайдя в лабораторию, узнал меня - он отличался феноменальной памятью, в том числе зрительной, - и вспомнил, что вручал мне премию на студенческой олимпиаде.
В тот первый день я задержался на работе чуть дольше, знакомясь с аппаратурой. Я читал инструкцию пользования ультрацентрифугой, когда чьи-то пальчики тронули меня за плечо.
– Оставьте немножко на потом. Еще и не так закружитесь.
Я поднял глаза. Красавица Вера смотрела на меня, завлекательно улыбаясь. Никогда раньше не подарила бы она мне своей знаменитой - на две школы дразнящей улыбки. Она была права: здесь кружило получше, чем в центрифуге.
– Действительно, пора закругляться, - сказал я, небрежно глянув на часы, как будто давно привык к таким женщинам и таким улыбкам.
Быстренько собрался, стараясь не показать, что спешу. Она терпеливо ожидала.
По-видимому, движения мои все же были хаотичными, и я ухитрился разлить физиологический раствор. Вера помогла мне вытереть пол, затереть пятна на пиджаке - одним словом, исправно выполняла роль феи, снизошедшей к бедному мэнээсу. Все-таки несколько похвальных слов директора явились допингом для обеих сторон, и я с достоинством выдержал свалившееся на меня везение.
У Вериного дома мы остановились лишь на минуту, она пригласила меня в гости. В квартире было довольно уютно, мама и папа оказались людьми приветливыми, Верин сынишка декламировал стихи, которые выучил в детском садике. Мы пили чай с айвовым вареньем и слушали по японскому магнитофону, привезенному Верой "оттуда", записи песен Владимира Высоцкого. Мне было очень хорошо у них, но все время мешало ощущение, что это со мной уже происходило. Оно мучило меня, подсыпало горечь в варенье, и в конце концов я вспомнил, что так меня принимали в профессорском доме, где я считался женихом. Там меня тоже угощали айвовым вареньем, и несостоявшаяся теща так же радушно подкладывала печенье.
Это воспоминание неотступно преследовало меня при всех посещениях Вериного дома, даже когда оставались вдвоем в ее комнате и она закидывала мне на плечи белые холеные руки с ямочками на локтях и спрашивала:
– Тебе уютно у меня?
Я целовал ее шею, и рассыпавшиеся волосы щекотали мои губы, кружилась голова, а Вера шептала что-то бессвязное... Эти встречи вошли в привычку, и я уже плохо представлял, как смогу жить без нее.
Верин сын Митенька бурно радовался моим приходам, тем более что всякий раз я приносил ему подарок: то лошадку, то машинку. Его привязанность становилась иногда весьма неуместной, ибо только хитроумными уговорами и уловками Митю удавалось выпроводить на улицу или к дедушке с бабушкой. Бывали дни, когда он упорно ходил за мной из комнаты в комнату как тень.
На работе все уже давно заметили наши взаимоотношения и считали "дело" решенным. И только какое-то неосознанное ироническое чувство вторичности происходящего еще удерживало меня от предложения руки, сердца и более чем скромной зарплаты мэнээса. Последнее обстоятельство было далеко не второстепенным.
Когда в лаборатории появилась Таня, я поначалу не обратил на нее никакого внимания. Заморыш из интеллигентской семьи. Бледное матовое лицо, серьезные глаза с ироническими искорками. Длинные стройные ноги, но угловатая походка подростка. Никакого сравнения с Верой - та постоянно несла свое ладное тело, как на праздник.
Работая в лаборатории, мне пришлось освоить специальность электрослесаря. Правда, таковой у нас числился по штату, но его "явление народу" происходило главным образом в день выдачи зарплаты. Это был кудрявый, залихватский парень с белозубой нагловатой улыбкой. Звали его Анатолием, а прозвали "Толиком на роликах". Он был закреплен еще за одной лабораторией. Когда он был нужен нам, мы искали его "у них", они - у нас. А его величество Толик на роликах в это время где-то развлекался в кино с очередной своей "фирмовой" девчонкой.
Он отлично разбирался в субординации и приходил только по вызову руководителя лаборатории или его зама. А если требовался кому-то из мэнээсов, то в ответ на упреки говорил: "Овладевайте смежными профессиями, ученые мудрецы. А то чуть что - Толик да Толик. Возьмите головы в руки. Вон вас сколько тут понатыкано. А я - один на всех".
Впрочем, он никогда не отказывал Вере. Если она его просила, он вскидывал руку к виску и восклицал: "Будьсделано!" А сам ел ее глазами и облизывался как мартовский кот. Того и гляди - замурлычет. Иногда он ухитрялся, будто бы прося ее передвинуться, слегка провести рукой по спине, а Вера грозила ему пальчиком и так супила выщипанные - ниточками - брови, что это можно было истолковать равным образом и как серьезное предупреждение, и как поощрение. Когда она заметила, что это меня злит, то сказала: "Разве его можно принимать всерьез?" Житейский опыт в то время у меня был совсем куцый - и я успокоился. А чтобы не зависеть от Толика на роликах, за пару месяцев освоил профессию электрослесаря так, что мог разобраться в небольших поломках аппаратуры.
И вот однажды, когда я колдовал с проводкой на задней стенке шкафа термостатов, случайно услышал разговор обо мне. Прежде чем я успел выйти на свет, подружки наболтали столько, что предпочтительней было оставаться в укрытии...
...
– Нахваливаешь все своего Петеньку, а я замечаю, что на тебя Николай Трофимович око кладет, - говорила Верина подружка.
– А, пускай себе.
– Так он же не так, как Евгений Степанович, а по-серьезному. Пригляделась бы. Видный мужик. С него девки глаз не сводят, а он все внимание - на тебя. Проходит мимо - чуть не приклеится.
– Э, что там внешность. Вон Толик на роликах покрасивше его.
– Так Толик - слесарь.
– В таком деле, сама знаешь, и слесарь может академиком оказаться.
– Чего же зеваешь?
– Сама знаешь, у меня Петенька есть.
– Нашла красавца.
– А что? У него глаза ласковые. Жидковат, конечно, но сейчас в моде нежные, интеллигентные...
– Так Николай Трофимович еще интеллигентней. Как-никак ведущий научный сотрудник. У него ставка в три раза побольше, чем у твоего Петеньки.