Законы отцов наших
Шрифт:
— Планы? — удивляюсь я и объясняю, как я здесь оказалась, отправившись кружным путем в бакалейный магазин.
— О! — Она нервно закусывает губу. — Значит, я все перепутала. Наверное, я не так поняла дядю Хоби, с которым разговаривала позавчера вечером. — Нарисовав пальцем окружность в полутьме старого дома, Сара спрашивает: — Стало быть, у вас двоих ничего такого не намечается?
— У твоего отца и меня? — Я смеюсь и в то же время начинаю понимать, откуда возникло неправильное представление о моих теперешних отношениях с Сетом. — Мы встречались, — осторожно выражаюсь я, — но это было много лет назад, еще до того, как твои родители сошлись
— О! — еще раз произносит Сара, и на сей раз на ее лице играет слабая улыбка. — Ну, что касается моих родителей, то в истории их отношений для меня нет особых секретов. Вообще-то немного странно, когда начинаешь думать о своих родителях как о друзьях, — добавляет она.
Сначала у меня возникает впечатление, что она подразумевает некую слишком фамильярную близость, которую допускают родители в отношениях с ней. Я знаю это по себе. Даже когда мне было всего восемь-девять лет, Зора обращалась со мной как с ровней, товарищем. Я думала, что это чудесно — называть ее по имени, выслушивать ее беды. Но, повзрослев лет на десять — двенадцать, почувствовала себя обманутой. На дороге оказался поворот, в который все остальные сумели вписаться, а я проскочила. В конце концов до меня доходит, что Сара имеет в виду нечто иное: Сет и Люси изводят себя такой же неопределенностью и нерешительностью, как и молодые люди, которым едва перевалило за двадцать.
— Вы знаете мою маму? — спрашивает она.
— Да, я знала ее, но это было давно, очень давно.
— Готова держать пари, она была такой же, как и сейчас. Она очень серьезная, понимаете, и невероятно искренняя. А мой папа, он всегда любит сказать что-нибудь смешное. Они так замечательно дополняют друг друга. Другой такой пары просто не найти. Я не могу представить их врозь, живущими отдельно друг от друга.
Она отвела взгляд куда-то в сторону, пытаясь осознать собственную противоречивую реакцию на событие, ставшее результатом тех потрясений, которые, словно волны от брошенного в воду камня, распространились после смерти ее брата.
Вскоре Сет возвращается и говорит, что, по мнению полиции, машину угнали подростки, решившие покататься, и что скорее всего машина найдется. Сара обнимает отца, а заодно, под влиянием момента, и меня. Затем Сет на минуту исчезает и, появившись вновь, ведет меня в маленькую комнату справа от гостиной. Там за огромным старинным письменным столом, на котором высятся стопки пожелтевших от времени бумаг, восседает старый мистер Вейсман. Похоже, ему стоит огромного труда собраться с силами, чтобы поприветствовать гостью. Он поднимает голову и настороженно смотрит на меня. Сквозь редкие бесцветные волосы просвечивает череп. Тусклые, безжизненные глаза слегка косят. И все-таки, несмотря на все эти признаки упадка и разрушения, от него веет той же суровостью и рациональностью, как и в последний раз, когда я его видела. На нем та же одежда, что и сорок лет назад: серый шерстяной пиджак с тонкими лацканами, припорошенными на плечах перхотью, надетый поверх желтого кардигана. Косо повязанный галстук торчит набок под воротником рубашки, слишком широким для его усохшей шеи.
— Ты помнишь Сонни, папа? — пытается завести с ним разговор Сет. — Калифорния. Давние дела.
Старик не в состоянии продраться сквозь дебри воспоминаний. Он думает, что Сет имеет в виду недавнюю поездку, да к тому же я оставила слишком бледный отпечаток в его памяти, чтобы сохраниться там.
— А где же Хоби? — спрашивает старик. У него очень сильный венский акцент. —
— Он скоро наведается, папа. Хоби был здесь на днях, помнишь? У него теперь дел по горло. Он выступает сейчас адвокатом в здешнем суде. Сара подготовила счета для тебя. Можешь просмотреть их и оплатить, если хочешь. Я хотел поговорить с тобой насчет машины. Полиция разыскивает ее.
— Полиция? Ты разговаривал с полицейскими?
— Они только что были здесь. Я разговаривал с детективом. Очень толковый парень. Дело у него на контроле.
— Ты разговаривал? А почему не я?
— Я взял это на себя.
— Нет-нет. Это же мой автомобиль, значит, разговаривать с полицией должен был я.
— Какая разница, папа? От этого быстрее машину не найдут.
— О-хо-хо, — горестно выдыхает старик.
Он слегка поворачивается в старом дубовом вращающемся кресле и что-то ищет взглядом. В углу на металлическом столике стоит черно-белый телевизор с антенной, напоминающей уши кролика. На экране мерцают какие-то блики. Видимо, кабинет хозяина дома давно уже не проветривался, потому что шторы на окне плотно задернуты и пахнет затхлостью, какой-то кислой похлебкой или тушеными овощами — запахи, типичные для жилищ выходцев из стран Центральной Европы. Точно такими же ароматами наполнен польский дом моей тетушки. Поднимается хрупкая, иссохшая рука, испещренная темными точками, и старик иронически улыбается:
— Думаешь, я совсем спятил?
— Спятил?
— Думаешь, я не понимаю? Мне нужна машина.
— Поиски ведутся, папа.
— О да, ведутся. — Он презрительно фыркает. Скрюченный желтый палец направлен в сторону сына. — Мне нужна машина. Мне нужна машина.
Лицо Сета вдруг озаряется догадкой.
— Ты думаешь, я ее взял?
Он поворачивается ко мне, в беспомощности разводя руками. Обращаясь к отцу, Сет сильно наклонился и теперь по-прежнему стоит согнувшись.
— Ах-х-х! Какая невинность. Но ведь именно ты, Сет, говорил, что мне нельзя садиться за руль.
— Папа, все так думают. Да, я говорил это. Люси говорила это. Сара говорила. Господи, папа, и полицейские сказали то же самое. Люди, которым девяносто три года, садясь за руль, создают опасность и для себя, и для окружающих.
— Нет, нет, — говорит старик. — Это ты взял машину. Никаких полицейских тут не было. Это ты.
— Папа, мне не хватило бы ума додуматься до этого.
— О да. Это хитрый трюк. Ты большой мастер на всякие проделки. Ты хочешь завладеть моими вещами.
— О Боже!
— Ты всегда хочешь мои вещи. Думаешь, я не знаю? Думаешь, я совсем выжил из ума? Я не дурак. Я хочу машину.
Старик откидывается на спинку кресла. Уголки рта и руки начинают у него дергаться от возбуждения.
— Папа…
— Уходи!
— Папа!..
— Уходи прочь, уходи! — Рука, обтянутая пергаментной кожей, трясется в воздухе. — Прямо сейчас. Я хочу свою машину. Сейчас. Сию минуту!
Сет, схватив меня за рукав, тащит через весь дом к выходу. Выскочив наружу, он отпускает мою руку и медленно бредет по дорожке к калитке. Дойдя до нее, останавливается и ловит ртом свежий морозный воздух. При этом он покачивает головой, словно не веря увиденному. За машинами, стоящими у бровки, поднимаются вверх огромные голые стволы старых деревьев.
— Забавно, не правда ли? — спрашивает Сет. — Почти как в юмористическом телесериале.
— Не совсем.
Он закидывает голову далеко назад и смотрит в небо, по-прежнему глубоко вдыхая свежий воздух.