Заковали сердце в лед
Шрифт:
– Мама… – проговорил Андрей, поняв, что самый страшный вариант отсрочен и у него появился шанс.
– Она не слышит вас. Наркоз еще действует, – объяснила медсестра. – Мы отвезем ее в реанимационную палату, туда посетителям нельзя, – предупредила она.
– Никак нельзя?
– Никак.
Каталка удалялась. Андрей стоял, не зная, что ему сейчас делать. Из бокса вышел уставший реаниматолог – высокий немолодой мужчина в операционных бахилах. Он сорвал с лица повязку, сунул ее в карман, понимающе глянул на Андрея и предложил:
– Пошли покурим, а заодно и поговорим. Есть о чем.
– Пошли, – согласился Андрей.
За окном уже занимался рассвет. Врач сидел в кабинете, размешивая в большой чашке растворимый кофе, в пепельнице набралось уже шесть окурков. Сам Андрей от кофе отказался. Ему казалось, что ему сейчас ни пить, ни есть уже не надо. Организм мобилизовал силы, он мог сейчас и горы свернуть, было бы куда приложить силы, лишь бы толк от этого был.
– …на этот раз мне удалось возобновить биение и потом красиво восстановить ритм сердца, – спокойно говорил реаниматолог. – Но в следующий раз этого может и не случиться.
– Доктор, только честно, сколько ей осталось, если не сделать операцию? – Андрей почувствовал холодок в душе от собственных слов. – Мне это нужно точно знать. Должен же быть шанс. Все для этого сделаю.
Врач отхлебнул кофе, взглянул на потолок, будто там был написан ответ, и сказал:
– Полгода, и это оптимистический вариант. Но из них месяца четыре придутся на больницу. Такие операции могут сделать у нас только в Москве и Питере. Но бюджетная очередь на них… – присвистнул реаниматолог. – На годы вперед расписано. Нам на область даже не каждый год место в ней выделяют. А таких больных у нас двадцать пять человек. Вот в Европе за деньги – можно.
– Мать говорила, операция сорок тысяч евро стоит? – уточнил Порубов.
– Абсолютно верно, дорогой вы мой человек, – подтвердил реаниматолог, отхлебывая кофе.
– Можете подсказать клинику, где ей сделают операцию?
Реаниматолог вопросительно посмотрел на Порубова – мол, у вас, молодой человек, таких денег нет и никогда не будет, если, конечно, вы банк не ограбите.
– Бабки я найду, в смысле, деньги отыщутся, не сомневайтесь. Она же для меня все.
Врач недоверчиво прищурился, но спорить не стал, поднялся, шагнул к старому стеллажу и вытащил красочный каталог.
– Ездил я в Берлин на симпозиум по обмену опытом, там и взял. Совсем свежий каталог, этого года.
Зашуршали глянцевые страницы, с которых Порубову широко улыбались счастливые заграничные пациенты, строго и умно смотрели из-под очков светила мировой кардиологии, за окнами палат открывались чудесные пейзажи.
– Вижу, вы по-английски почти не читаете, – чуть заметно улыбнулся врач, глядя на то, как пытается разобрать напечатанное Андрей.
– Последний раз в школе читал, – честно признался тот, разглядывая цветной разворот каталога с фотографиями палат немецкого медицинского центра кардиологии, и твердо пообещал себе в мыслях, что не пройдет и месяца, как его мать уже будет проходить послеоперационную реабилитацию в одном из этих интерьеров. А мысли и слова его никогда не расходились с делом.
– Я вам переведу. В вашем случае – это самая лучшая клиника. У них девяносто пять процентов удачных операций, даже в запущенных случаях, как у вашей матери. Извините за откровенность, где ж вы раньше были, почему только сейчас спохватились? Вот если бы года два назад…
За городом всегда спокойней и тише, чем в самом городе. Роскошные мальвы раскачивались на ветру. Вечернее солнце крошилось в противопожарном пруду. Звучно квакали лягушки, искали себе пару. Дикий виноград густо покрывал сетчатые проволочные заборы небогатых дачных участков рядового кооператива. В будний день большинство дач пустовало. Что поделаешь – работа, нужно зарабатывать для прожитья семьи. Лишь пенсионеры могли позволить себе роскошь отдыхать за городом. Некоторые, начиная с весны и кончая поздней осенью, тут и жили постоянно. Пенсия небольшая, особо не наездишься, бензин дорогой, да и машины у пенсионеров старые. А тут сад-огород с дармовыми овощами, зелень, грибы-ягоды в лесу. Повезет – можно и рыбы на уху в речушке наловить. Старому человеку много не надо, лишь бы осталось с пенсии детям-внукам помочь. Если позволяло здоровье, то одинокие старики сдавали свои городские квартиры, а сами в сезон перебирались на дачи.
Одним из таких отшельников был Петр Антонович Замирухин. В свое время работал он актером, играл в областном театре, как-то даже ему роль Гамлета доверили, но долго в этом образе Замирухин на сцене не задержался. Не повезло, попал в драку возле ресторана – шпана стаей налетела, так его отделали, что о профессиональной сцене навсегда пришлось забыть. Как же играть будешь, если на лицо пятнадцать швов наложили, челюсть неправильно срослась и рука лишь наполовину сгибается? Пару лет продержали Петра Антоновича в театральной массовке, играл роли типа «кушать подано», а потом подвернулась работа по душе. Возглавил он театральный кружок при городском Дворце молодежи. Многие через этот кружок прошли, кое-кто даже настоящим актером стал.
Андрей Порубов и Толик Плещеев тоже в любительских спектаклях участвовали, надежды артистические подавали. Ну а когда школу окончили, надо было в жизни определяться, и не до театра стало. Но взбалмошного старика добрым словом иногда вспоминали, захаживали к нему, пока он на пенсию не вышел и на дачу не перебрался. Вот уже четыре года, как не виделись.
Петр Антонович сидел на террасе своего домика, щурился на пунцовое заходящее солнце, думал о том, что вот еще один день почти и прожит. А впереди его не ждет ничего! Еще один такой пустой день, который нужно пробрести, прожить как придется.
Участок был его гордостью. Другие могли похвастаться ухоженными грядками, теплицами, а свои четыре сотки бывший артист превратил в произведение искусства. Повсюду стояли подобия театральных декораций: то плетень с развешанными на нем глиняными горшками, то большая напольная ваза, имелась даже старая деревянная телега с оббитыми металлическими обручами колесами, цветы роскошно чувствовали себя в плетенной из орешника гигантской корзине.
По узкому проезду между участками неторопливо шли, осматриваясь по сторонам, двое молодых людей. Один из них нес на плече довольно увесистую сумку. Парни были явно чужими в здешних краях, своих-то Петр Антонович всех издалека узнавал. Всех знал, не первый год тут обитал. Он близоруко прищурился и окликнул их:
– Молодые люди! Заблудились, что ли?
– Петр Антонович, вы что, нас не узнаете? – сделал шаг коротко стриженный.
Бывший актер пригляделся и растерянно всплеснул руками:
– Порубов, Плещеев! – Расчувствовавшись, он даже обнял парней, неожиданно наведавших своего наставника сценического искусства.
Сумка на плече Андрюхи многообещающе глухо звякнула – явно в ней таилась не одна полная бутылка.
– А мы тут в соседнем поселке у кореша были, – беззастенчиво врал Порубов. – Вот и вспомнили о вас, заглянуть на огонек решили. Не прогоните бродяг?