Залив Гавана
Шрифт:
— Ну, это совсем другое дело, совсем другое. Вы — коллеги, которые обмениваются подарками в знак уважения. Весьма перспективно.
— Это не то, что ты думаешь.
— Пожалуйста, не разуверяй меня, когда у меня появляется надежда. Он не так уж и плох. Немного тощий. Недельку другую на рисе с бобами, и будет совсем хорош.
— Он тебе нравится? — Марисоль спросила Офелию.
— Он — хороший человек.
— Русский поэт Пушкин, — сказала ее мать, — был немного африканцем.
— Я уверена, что он знает это.
— Пушкин? — Аркадий услышал что-то, за что можно зацепиться.
— У него
— Он не носит оружие.
— Но он умеет стрелять? — спросила Марисоль.
— Лучше всех.
— Тир! — закричали девочки хором.
— Они так мало тебя видят, — сказала мать Офелии, — не отказывай им в небольшом развлечении, и твоему российскому стрелку будет, чем похвастаться.
Тир представлял собой распотрошенный автобус на кирпичных подставках. Заднюю стену занимал стенд, увешанный пневматическими винтовками, нацеленными на группу американских реактивных самолетов и парашютистов, вырезанных из консервных банок. Позади, на черном занавесе, художник добавил такие же вырезанные из жести звезды и кометы и панораму Малекона. Звуковые эффекты создавались с помощью аудиокассеты с записью пулеметной стрельбы. Сестры подтолкнули Аркадия на свободное место около прилавка.
— Он, должно быть, чувствует себя, как дома, — сказала мать Офелии.
— Зарядите ее, — Мюриель подтолкнула винтовку ему в руки.
— Сама заряди ее, — сказала Офелия, заплатив за винтовку.
— Сначала самолеты, сначала самолеты, — попросила Марисоль.
Винтовка была игрушечной, с крошечной бусинкой прицела на кончике ствола. Он выстрелил в особенно злобный бомбардировщик, и парашютист рядом с ним прыгнул вниз.
— Во что ты целишься? — спросила Офелия.
— Во все сразу.
Этот его выстрел оказался самым лучшим. Дети вокруг него заставляли самолеты пикировать, вращаться, танцевать, но все последующие выстрелы Аркадия в этих сверкающих захватчиков позорно попадали в занавеску.
— Он, должно быть, занимает высокий пост в полиции, — сказала ее мать, — не думаю, что он когда-нибудь во что-нибудь стрелял.
Девочки вручили винтовку Офелии. Она быстро зарядила ее и прицелилась в крупный бомбардировщик, вырезанный из банки тропиколы.
— Кажется, прицел немножко сбит, — предположил Аркадий.
Бомбардировщик свистнул и покачнулся.
— Нет, мама, — попросила Марисоль, — в центр.
Подняв очки на лоб, и прижав приклад покрепче к щеке, Офелия начала заряжать и стрелять в более спокойном темпе. Серебристые самолеты раскачивались, парашютисты пели и плясали. Комета тоже, за компанию. Очки упали на глаза, но это не помешало, уже половина мишеней в тире крутилась и вертелась. Аркадий подумал о самолете, на котором он прилетел сюда меньше недели назад. Теперь это казалось вечностью. Здесь он был отличной мишенью для Луны, который продолжал его искать. Но что могло быть лучшим прикрытием, чем кубинская семья? Что могло быть более странным и более естественным? Двенадцать попаданий из двенадцати выстрелов принесли Офелии приз в виде банки жидкости для заправки зажигалок, которую ее мать тут же засунула в свою сетку. При этом она пробурчала: — Все пригодится.
Довольные девочки позволили Офелии себя поцеловать и взяли бабушку за руки. Бабушка же достала из сумки пакет с туалетными принадлежностями
— Банановый хлеб из бананов Мюриель. Помнишь бананы?
— Я не могу взять этот хлеб.
— Твои дочери помогали его печь. Они обидятся, если ты откажешься.
Мюриель и Марисоль сделали большие глаза.
— Хорошо, хорошо. Спасибо, девочки.
Прощальный круг поцелуев.
— Накорми его этим хлебом, — напутствовала мать, — и заботься о нем.
23
Все, что Аркадий помнил о жилище Мостового на шестом этаже Сьерра Маэстра — это круговая галерея с выходами на лестницы, уставленная трехколесными велосипедами, и гостиная, увешанная кинопостерами, африканскими артефактами, плюшевыми ковриками, кожаный диван и балкон с видом на море.
Он также помнил замок на входной двери и задвижку — не лишняя предосторожность, учитывая, что в квартире полно дорогого оборудования. Аркадий еще тогда обратил внимание на то, что скользящая балконная дверь закрывается стальным засовом. Это на тот случай, если ему пришлось бы геройски спускаться по веревке с крыши на балкон Мостового. Бойцы спецназа знают все о том, как ворваться в помещение через окна, Аркадий — нет. Да и фокус был не в том, чтобы проникнуть внутрь, а в том, чтобы выманить Мостового из дома и спокойно рассмотреть фотографии на стенах.
Мостовой не зря называл свой дом Центральной Европой. Кафе и бутик в Сьерра Маэстра были русскими, надписи на двери лифта — польскими, лобби — совершенно пустынным. Даже запах прогорклого масла из автомата для изготовления попкорна, стоявшего у входа, не мог заглушить капустную вонь.
Когда Аркадий был здесь прошлый раз, Мостовой повесил фотографию яхты вместо снимка с сафари. Возможно, он забросил носорога, с тех пор как снимал «Sucre Noir».Или ему надоело смотреть на мертвое животное на стене. Однако фотография с сафари казалась экзотическим центральным экспонатом в его частной галерее. Аркадий хотел рассмотреть ее до того, как Мостовой снова перевесит фото. Идея была в том, чтобы срочно выманить Мостового под каким-нибудь предлогом.
Хоть Аркадий и не был ни метким стрелком, ни профессиональным диверсантом, одну полезную вещь он знал наверняка. Горючее для создания хаоса можно найти везде. За дверью с табличкой «Вход запрещен» между пластиковыми пакетами с кукурузными зернами, картофельными чипсами и контейнерами с маслом, на трехногом стуле из черного дерматина валялись старые грязные занавески. Аркадий сначала убедился, что другие выходы из лобби не были заперты, потом притащил стул с тряпьем к автомату для попкорна. Потом он принес чипсы и масло. Он полил маслом ступени, сверху бросил тряпки и пакеты с чипсами. Потом он поджег последний пакет. Вот и пригодилась зажигалка Руфо. Пакет загорелся сразу — чипсы, сухие и пропитанные жиром, оказались едва ли не лучшей в мире растопкой. Стул и шторы были из полиуретана — материала, изготовленного из нефти. Масло должно было достаточно сильно нагреться, чтобы начать испаряться. Когда же оно нагрелось, пожар получился вполне достаточный, чтобы потребовалась эвакуация. После этого Аркадий направился к лестнице, ведущей вверх.