Заложница
Шрифт:
Представляю своё тело, уплывающее прочь. Моё платье, скорее всего, унесёт течением. Моё тело найдут почти обнажённым.
— Можно попросить тебя об одном? — начинаю я.
— Нет, — рявкает он в ответ.
— Пожалуйста? — прошу я дрожащим голосом. — Можешь застегнуть молнию обратно?
Убийца сбивается с шага.
— Что?!
Вокруг нас лишь бурный поток ледяной воды.
— Я не хочу, чтобы меня нашли… — мой голос срывается.
Убийца стоит неподвижно, наверное, целую вечность. Я начинаю думать, что он не понял меня. Или просто не хочет делать этого. Тогда он разворачивается
— Подними свои волосы, — говорит он, смотря на меня тяжёлым взглядом.
Поднимаю волосы и поворачиваюсь к нему спиной. Он тянет молнию, но та не поддаётся. Он стягивает края платья вместе, совсем как мама целую вечность назад. Но края не сходятся. Он чертыхается, раздаётся щелчок, и я замечаю отблеск металла. Втянув в себя воздух, пытаюсь отстраниться, но убийца дёргает меня за платье обратно к себе. Слышится треск ткани, и сразу звук застёгивающейся молнии.
Он разрезал платье. Теперь водный поток не сможет оставить меня без платья. Ну, хотя бы, я буду одета.
— Спасибо, — всхлипываю я.
Он всё ещё прижимает концы ткани, похоже, прикидывая, как бы их свести вместе.
— Чёрт, — красноречиво. — Бл*дь.
Мы стоим так ещё несколько секунд, которые для меня растянулись в вечность. Я потерялась в резких звуках нашего дыхания. Разве это не странно, дышать в унисон с тем, кто против тебя? Кто пытается уничтожить тебя? Все, что я чувствую, так это холод от воды на моих ногах и жар мужских рук на моих бёдрах.
Мир переворачивается, когда меня закидывают к себе на плечо и уносят прочь из воды.
Убийца опускает меня на берег и нависает надо мной. Насквозь мокрый, с горящим взглядом зелёных глаз в окружении густых черных ресниц.
— Ты помнишь, что я сказал о твоём телефоне? Он все еще находится на переднем сиденье фургона.
Я опускаю взгляд на его ноги. Не понимаю, о чём идёт речь.
— Как я убью всех людей из твоей записной книжки? Помнишь?
— Да, — отвечаю, дрожа от холода.
— Но есть шанс, что я не убью их. Если я прочту завтра в новостях про девушку, найденную в лесу. Она стала свидетелем убийства, но не видела лица самого убийцы. Когда она пыталась набрать 911, на неё напали сзади и накинули мешок ей на голову. Её отвезли сюда, ей удалось сбежать. Это все, что она знает. Она ничего не помнит. Она никогда не видела этого. — Он указывает на белый шрам на руке. — И она определённо не станет делать глупостей, например, рассказать полицейским, что на самом деле произошло, когда копы пообещают ей программу защиты свидетеля. Потому что я — узнаю.
Не знаю почему — из-за того, что замёрзла в реке, или от шока после перенесённого насилия, я очень туго соображаю, впервые за столько лет. Но медленно и верно меня озаряет.
Он собирается отпустить меня.
До сих пор не верится, что меня похитили. Но в то, что меня могут отпустить, верится ещё меньше.
— Обещаю, — шепчу я. — Я никому ничего не скажу.
Я не знаю, говорю ли правду. Я не знаю, что отвечу, когда мои мама и папа посмотрят на меня, когда офицеры в полиции начнут задавать вопросы. Это будущее, которое может не наступить.
Нерешительность, проскользнувшая в моём взгляде или в голосе, была замечена похитителем. Сразу же большие мокрые руки ныряют в мою шевелюру, и он рывком подтягивает меня к себе. От его бесцеремонной хватки слёзы выступают на моих глазах, но я не издаю ни звука. Я больше не сопротивляюсь.
Его рот прямо напротив моего. Так близко, что это ощущается почти поцелуем.
Так вот как произойдёт мой первый поцелуй?
Я почти чувствую его губы, его дыхание сливается с моим. Мы оба тяжело дышим, как будто сражаемся друг с другом. Знаю, за что сражаюсь я: за свою жизнь, за завтра. За своё будущее, о котором я никогда не думала ранее. Но я не знаю, за что сражается он. Почему он с такой лёгкостью убил того мужчину, а меня не смог?
Его голос низкий и пугающе-ужасный:
— Я найду их, но убью не сразу. Я буду делать это мучительно медленно и заставлю тебя смотреть.
Тут же картинки проносятся в моей голове: моя мама, лежащая на земле, папа, истекающий кровью. Подруга Челси, которая плачет, не понимая, что происходит.
Я точно знаю — я никогда не позволю этому случиться.
Хватаю похитителя за руку. Она до сих пор влажная от речной воды. Моя рука тоже влажная. Наши руки скользят, но я держу его крепко. Это важно. Мне необходимо, чтобы он понял, насколько я серьёзна, что я действительно имею в виду то, что говорю.
— Я клянусь тебе, — дрожь в моём голосе на этот раз не от страха. Это вибрирует волнение от моей собственной решительности.
Интенсивность мужского взгляда не уменьшается ни на йоту. Похититель тянет меня за волосы.
Я знаю, что он хочет.
— Твой шрам, — говорю я на выдохе, потому что моя голова горит огнём. — Ни одна живая душа никогда не узнает о твоём шраме. Я клянусь тебе.
Я не клянусь именем Бога. Вряд ли такой человек верит в Бога.
Похититель изучает мои глаза, руки сильнее давят на заднюю часть моей головы. Он не уверен во мне. Секунда, другая, и он изменит своё решение. Этого я допустить не могу.
Я хорошо учусь в школе, я отличница. Обычно нам рассказывают что-то, и мы должны пересказать это же на оценку. Мне следует сделать то же самое для него.
— Я была напугана, пыталась набрать 911, но он подкрался сзади, — шепчу я. — Набросил что-то, типа мешка или наволочки, мне на голову и запихал в какую-то машину. Возможно, в один из фургонов. Мы ехали целую вечность. Я была так напугана. Я не помню ничего, даже, сколько времени прошло. Ничего. Он сказал, если я сниму мешок, он убьёт меня.
Он смотрит прямо мне в глаза.
— Он остановился и вытащил тебя наружу, но это всё, что ты помнишь.
— Он остановился и вытащил меня наружу, — повторяю я. — Я не знаю, где мы оказались. Эта штука до сих пор на моей голове.
— Они не смогут заставить тебя рассказать то, чего ты не помнишь, — направляет меня он.
— Хорошо.
— Слышала ли ты ещё какие-нибудь звуки?
Это как тест, прямо как в школе. Я могу сделать это. Надо просто сосредоточиться на нем.
— Это всё, что я помню. Мы просто ехали, затем остановились.