Заложник
Шрифт:
Тэлли ответил без малейших колебаний, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и твердо, уверенными интонациями подчеркивая, что его отказ не означает конец света и не является конфронтацией.
— Этого я не могу, Деннис. Они не дадут тебе вертолет.
— У меня заложники.
Тэлли слышал, что напряжение в голосе Руни достигло предела.
— Офис шерифа ни за что не согласится дать тебе вертолет. У них свои правила. Ты можешь попросить боевой корабль, но и его не получишь.
Голос Руни прозвучал тише и слабее, когда он произнес:
— Скажи им.
— Вертолету здесь негде сесть. Кроме того, Мексика — это еще не свобода. Даже если ты получишь вертолет, мексиканская полиция арестует тебя, как только вы приземлитесь. У нас здесь не Дикий Запад.
Тэлли решил сменить тему. Руни будет думать про вертолет, но Тэлли хотел дать ему новую пищу для размышлений.
— Я видел пленку, снятую камерами слежения в минимарте.
Руни замолчал, словно ему потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, о чем Тэлли говорит, а затем в его голосе появились надежда и возбуждение.
— Ты видел, как китаец достал пистолет? Видел?
— Все было, как ты сказал.
— Ничего бы не случилось, если бы он не вытащил свою пушку. Я чуть в штаны не наделал.
— Значит, это было непредумышленное убийство, верно? И ты не собирался ничего такого делать.
Руни хотел выглядеть жертвой, и Тэлли намеком давал ему понять, что он ему сочувствует.
— Мы всего лишь хотели взять деньги. Это я признаю. Но, черт подери, китаец вдруг достал свой пистолет. Мне пришлось защищаться, понимаешь? Я не собирался его убивать. Я пытался отнять у него пушку, чтобы он не пристрелил меня. Все произошло случайно.
Враждебные интонации исчезли из голоса Руни — первое указание на то, что Руни начинает видеть его в качестве своего соратника. Тэлли заговорил тише, словно показывая, что это останется между ними.
— Твои ребята меня слышат?
— А тебе зачем?
— Если они рядом, можешь не отвечать, и тогда тебе не придется ничего говорить. Ты меня просто выслушай, Деннис.
— Ты это о чем?
— Я знаю, тебя волнует, что с вами будет, ведь ранен полицейский. Я об этом тоже думал и потому хочу задать тебе вопрос. Кроме тебя, кто-нибудь еще стрелял? Скажи только «да» или «нет», если иначе нельзя.
Тэлли уже знал ответ от Йоргенсона и Андерса. Он молчал, а в ухо ему дышал Руни.
— Да.
— В таком случае, может быть, не твоя пуля попала в полицейского. Может, не ты его ранил.
Тэлли зашел максимально далеко. Он предложил Руни переложить вину на одного из своих приятелей. Показал ему дверь, через которую он может попытаться выбраться наружу. Теперь следовало отступить и дать парню время подумать, стоит ли идти в эту дверь.
— Деннис, я дам тебе номер моего мобильного телефона, и тогда ты сможешь связаться со мной в любой момент. Тебе не придется орать в окно.
— Давай.
Тэлли продиктовал ему номер, сказал, что прерывает разговор, и выехал из переулка. Лия Мецгер ждала его на улице перед домом миссис Пеньи. Но она была не одна. Тэлли увидел свою жену и дочь.
Санта-Моника, Калифорния
Пятнадцать лет назад
Больница Санта-Моники,
отделение «скорой помощи»
Джефф Тэлли, без рубашки, но в синих форменных брюках, рваных и перепачканных кровью, сначала замечает ее икры. У него слабость к красивым икрам. Он сидит на каталке в палате отделения «скорой помощи», его рука засунута в миску со льдом, чтобы уменьшить опухоль и снять боль. Он ждет, когда его отвезут на рентген. Его партнер, старший патрульный офицер Даррен Консуэло, убирает в багажник машины его пистолет, рацию, поясной ремень и прочие вещи.
Из дальней двери появляется медсестра в белой униформе с голубым передником, волосы убраны в хвостик, она что-то сосредоточенно пишет. Сначала он видит икры, потому что их не скрывают уродливые белые чулки, которые обычно носят сестры; они сильные, стройные и очень загорелые — судя по всему, она много времени проводит на солнце. У нее ноги как у гимнастки или спринтера, и Тэлли это нравится. Он приступает к дальнейшему осмотру: аккуратная попка, стройное тело, немного широковатые плечи для такой миниатюрной девушки. Похоже, она его ровесница, видимо, ей двадцать два или двадцать три года.
— Сестра!
Когда она отрывается от своих записей, он морщится, делая вид, что ужасно страдает. Если честно, рука у него онемела.
Увидев форменные брюки и ботинки, медсестра ласково улыбается:
— Как дела, офицер?
Она не красавица, но очень славная, со здоровой чистой кожей и добрым лицом, которое его трогает. Ее глаза светятся теплом, и оно наполняет все его существо.
— Ой, сестра…
Тэлли читает имя на табличке у нее на груди. Джейн Уайтхолл.
— Джейн… меня должны были отвезти на рентген, но я тут сижу уже целую вечность. Может быть, проверите?
Он снова морщится, чтобы произвести на нее впечатление своими страданиями.
— У них сегодня очень много работы, но я посмотрю, что можно для вас сделать. А что случилось?
Он вынимает руку из розового льда. Подушечка на среднем пальце сорвана, края раны посинели от холода, но кровотечение почти прекратилось.
Сестра Уайтхолл сочувственно морщится.
— О, какая отвратительная рана.
Тэлли кивает.
— Я преследовал подозреваемого в изнасиловании и оказался на его заднем дворе, а этот тип натравил на меня своего питбуля. Мне еще повезло, что он не отгрыз мне всю руку.
Сестра Уайтхолл осторожно возвращает его руку обратно в лед. Как и глаза, ее уверенное прикосновение наполняет его теплом.