Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб
Шрифт:
Вторую попытку предприняли в четыре часа; результат был прежний. Террористы совершенно ясно не желали разговаривать с чеченцами. Один из информационных сайтов террористов kavkazcenter.org распространил заявление Бараева по этому поводу. «С нами по телефону связывался генерал Аслаханов, который предложил в качестве переговорщика Руслана Хасбулатова, — заявил террорист, — но моджахеды отвергли это предложение, поскольку на Хасбулатове кровь чеченского народа. Требование по-прежнему — одно прекращение убийства чеченского народа, прекращение боевых действий и вывод российских оккупационных войск. Заминированное здание будет тут же взорвано, и все погибнут, если будет предпринята попытка штурма здания. Здесь более одной тысячи человек. Никто не уйдет отсюда живым и погибнет вместе с нами, если будет попытка штурма. Моджахеды прибыли в Москву не для того, чтобы устраивать игры, прибыли для того, чтобы сразиться и умереть на земле врага. Если Путин и его банда хочет сохранить жизнь своих граждан,
116
http://www.mk.ru/numbers/37/articlel018.htm
Контролируемые террористами интернет-сайты стали распространять информацию о том, что в связи с массовым захватом заложников в чеченских диаспорах Москвы и Московской области царит неумеренное веселье, что чеченцы поздравляют друг друга с победой и танцуют ритуальный танец зикр. «В информации утверждалось, что якобы даже на улице близ оцепления здания Дворца культуры собираются группы злорадно хихикающих лиц кавказской национальности». [117] Эта злобная клевета имела целью разжигание межнациональной розни, пострадать от которой должны были мирные соплеменники бандитов.
117
Степаков В. Битва за «Норд-Ост».С. 11.
Конечно, никто из проживавших в Москве чеченцев не радовался этому преступлению; для них оно было не меньшей трагедией, чем для других граждан многонациональной страны. Многие чеченцы действительно приехали к захваченному зданию, но приехали не злорадствовать, а предлагать себя в заложники.
Старейшина московской чеченской диаспоры сказал террористам: «Если вы шахиды и воины ислама, тогда отпустите заложников и примите бой, как настоящие мужчины». [118] Если бы захватившие здание мюзикла боевики последовали этому совету, они бы снискали уважение не только у своих соплеменников, но и у своих врагов. Однако те, кто захватил театральный центр, не были воинами. Они были террористами и потому имели другие цели.
118
Российская газета. 26.10.2002. Полоса 3.
Конечно, все чеченцы реагировали на произошедшее по-разному. Серебряный призер Олимпиады-88 Аслан Бараев был в ярости: «Это не люди, не чеченцы — твари! Я сорвал все горло, пытаясь прорваться внутрь — чтобы оказаться в руках тех негодяев вместо заложников. Я бы с удовольствием сдох там, лишь бы их гнусные действия не связывали с нашим народом… Но как объяснить, как доказать, что преступники не имеют национальности?» [119]
Это делом доказали многие проживавшие в Москве чеченцы. Семья Умаровых: родители и трое мальчишек вечером пришли к захваченному ДК. «Мы чеченцы, — сказали они. — На семейном совете мы решили, что должны пойти и предложить себя в качестве заложников. Пусть террористы отпустят пятерых детей, а мы займем их место». [120] Конечно, в оперативном штабе им отказали; рисковать жизнями мирных людей — вне зависимости от национальности — там не имели никакого права, ни юридического, ни морального.
119
Московский комсомолец. 26.10.2002. Полоса 2.
120
Жизнь. 26.10.2002. Полоса 5.
Но все те чеченцы (а Умаровы были не единственными), кто предлагал себя в заложники, показали, может быть, главное в тот момент — террористы не национальные герои, не борцы за свободу Чечни. Они просто бандиты.
Патриотизм, любовь к Родине — тонкая и во многом интимная вещь, ее трудно воспитать, но очень легко убить. У воспитанных в советское время чеченцев, пришедших к захваченному Дому культуры, чувство Родины было развито гораздо лучше, чем у развращенных современным телевиденьем зевак, оттесненных милицейским оцеплением во дворы. Привыкшие к зрелищам, те и случившуюся трагедию воспринимали единственно как клевое реал-шоу, запасшись спиртным, занимали места получше и готовились наблюдать. «К часу ночи кроме прессы и родственников начали стекаться зеваки, — писал впоследствии журналист Ян Смирницкий. — И чем дальше в холод, тем больше пьянки. Группа подростков забралась на железную ракушку, надела белые мешки на голову и развернула лозунг — «Русские мужики! Кто готов отдать себя вместо заложников!». Через некоторое время их скинула милиция». [121]
121
Росая. 25.10.2002. Полоса 2.
«Слышь, а клёво быть журналистом! Гля, их поближе пускают, а я, может, тоже хочу. Чё меня не пускают? Это… А снайперы где? Мне на снайперов поглядеть охота… Не, у меня никто там не сидит, я, типа, поболеть, как на футбол, а чё, дома не интересно, а здесь клёво…» — давал журналистам блиц-интервью подвыпивший юнец. [122]
Постепенно толпа зевак выходила из-под контроля. Какие-то люди пытались прорвать милицейские кордоны.
Из оперативного штаба пришел приказ оттеснить зевак как можно дальше; в конце концов, они попросту дестабилизировали ситуацию и мешали работать.
122
Аргументы и факты. 2002. № 44. Полоса 9.
К утру ситуация около захваченного театрального центра в целом нормализировалась. Милицейские кордоны прочно оцепили место происшествия, и не о каких несанкционированных проникновениях в захваченное здание беспокоиться не приходилось. Были сосредоточены машины «скорой помощи», подвезены медикаменты, одежда, продукты питания <— на случай если террористы паче чаянья согласятся их принять. «К сожалению, — вспоминал потом Юрий Лужков, — бандиты так и не позволили нам накормить заложников: три грузовика еды, подготовленные для них еще в первую ночь, остались нетронутыми». [123]
123
Российская газета. 28.10.2002. Полоса 4.
И еще, на случай, если события начнут развиваться непредсказуемым образом, во всех московских клиниках создавались резервные места для пострадавших. Московский комитет здравоохранения «мобилизовал» все свободные бригады «скорой помощи». Непосредственно у здания театрального центра дежурили три машины, еще две у ПТУ № 190, остальные 11 бригад были сосредоточены вдоль улиц Мельникова и 1-й Дубровской. [124]
Для родственников заложников в спортзале располагавшегося поблизости от захваченного театрального центра ПТУ№ 190 был открыт Центр психологической помощи, где посменно работали лучшие психологи столицы.
124
Время новостей. 25.10.2002.
Их помощь была нужна собравшимся там людям более, чем что-либо еще. Нервное напряжение у измученных ожиданием и неизвестностью родственников заложников росло с каждым часом и было чревато массовой истерией. Пожалуй, лишь работа психологов позволяла избежать такого развития событий. «Мы сами подходим к тем, кто, на наш взгляд, находится в пограничном состоянии, но не ведем душещипательных разговоров, а просто отвлекаем — предлагаем попить воды, съесть бутерброд, — рассказывала одна из психологов. — Главная наша задача — не дать людям впасть в истерию. Ведь достаточно, чтобы у одного началась истерика, чтобы пошла цепная реакция от человека к человеку». [125]
125
Московский комсомолец. 25.10.2002. Полоса 3.
В Центре дежурили и депутаты Московской городской думы — не столько для того чтобы своим авторитетом и властью чего-то добиваться, сколько просто для того чтобы поддержать попавших в страшную беду людей. «Не все заранее учтешь и сообразишь, — вспоминал потом депутат Мосгордумы Евгений Бунимович. — Психологи — замечательные, самоотверженные, профессиональные, даже те, кто очень, даже слишком молоды. Но почти все — женщины. А среди нескольких сотен собравшихся в спортзале очень много мужчин. И немолодых мужчин. Они не плачут, сидят замкнуто, молча или ходят бесцельно и безостановочно, не идут на контакт. А с мужиками им проще. Которые, может, и не такие психологи, но тоже люди, хоть и депутаты…» [126] И помощь, которую депутаты в тот момент оказывали людям, была не менее, а может, и более важна, чем самые замечательные законы, которые они приняли бы за всю свою жизнь.
126
Новая газета. 28.10.2002. Полоса 24.