Заложники обмана
Шрифт:
– Тебе стоит обратиться к мистеру Парилло. Он сочтет за счастье включить твои рекомендации в свои туристические проспекты.
Номер находился на верхнем этаже в отеле; снаружи ветер крепчал, хлестал дождь. Лежа рядом с Мэри Янг, Джьянни хорошо слышал звуки яростной бури на море.
Господи, хотелось ему спросить, ну почему я не могу просто лежать в комнате, заниматься любовью с женщиной и не думать ни о чем, кроме нее и четырех сторон постели?
Наутро Мэри Янг позвонила с улицы по личному телефону Джимми Ли.
– Ваше высочество, –
– Мой день уже достиг наивысшей точки, – заговорил он с ней на том же слегка ироничном кантонском диалекте. – Я услышал ваш голос. Чего мне еще желать?
– Увидеть меня во плоти на несколько минут. Если я смею обратиться к вам со столь смелым предложением.
– Я не верю своему счастью, – отозвался Джимми Ли. – Я буквально дрожу.
Мэри Янг рассмеялась:
– Не исчезай, Джимми. Если все в порядке, я появлюсь через полчаса.
– Сомневаюсь, что буду в состоянии ждать так долго.
– Пожалуйста, постарайся.
Мэри повесила трубку и посмотрела на дождь, который лил вот уже десять часов не переставая. Один из тех нью-йоркских ливней, которые, кажется, предназначены либо для того, чтобы очистить город от грехов, либо для того, чтобы смыть его в окружающие реки. Мэри заметила, что к бровке тротуара подъехало такси и остановилось высадить пассажира; она бросилась к машине как раз вовремя, чтобы опередить нескольких менее шустрых и решительных мужчин. Она почти чувствовала, как вибрируют ее нервы в предвкушении того, что ее ожидает. Паутина была соткана, и она находилась в центре этой паутины. Разумеется, это ее собственная паутина, и она сама ведет охоту. Однако нити могут оказаться опасно липкими и для нее.
Джимми Ли жил и работал в высотной башне в самом конце нижнего Манхэттена. Здесь даже летние ветры завывали плотоядно, а вид Леди в Гавани мог ранить вам сердце.
Каждый раз как Мэри бывала там, она испытывала одно и тоже странное смешение восторга, почтения и страха.
Такое же чувство охватило ее и в это утро, когда она вышла из персонального лифта Ли и была встречена вежливым молодым азиатом в безукоризненном темном костюме; молодой человек был неотличим от дюжины других, встречавших ее здесь раньше. Это ощущение росло по мере того, как Мэри шла за провожатым по широкому, плавно изогнутому коридору мимо больших тихих комнат, в которых у многочисленных столов со светящимися на них экранами компьютеров сидели за работой такие же лишенные индивидуальности молодые азиаты.
Долгий путь от неочищенного риса, подумала Мэри Янг.
Провожатый ввел ее в частные апартаменты Ли, отвесил официальный поклон и удалился, закрыв за собой дверь.
Мэри осталась в одиночестве, и настроение у нее резко изменилось – она словно попала в далекое прошлое, в древний замок времен Конфуция с восточными ширмами, старинными драпировками по стенам и ароматом горящего благовония.
В комнате было мало света, и это создавало некую отьединенность от всего, что окружало Мэри, пока она не осознала чье-то присутствие – уж не призрак ли мертвого императора явился в свои покои? – и увидела Джимми Ли, который восседал на чем-то вроде резного трона из тикового дерева
– Господин, – произнесла она и стояла в ожидании с опущенной головой, пока он встал, подошел к ней и ласково приподнял ей подбородок.
Они стояли и смотрели друг на друга.
Высокий для азиата, Ли казался еще выше благодаря длинному, до лодыжек, халату мандарина.
– Ты продолжаешь расти, – сказала Мэри.
– Только в твоем воображении. На самом деле я уже вступил в пору, когда рост уменьшается. Мне приходится помнить о моей осанке и держаться прямо.
Он улыбнулся, показав великолепные зубы, стройный, гладколицый мужчина неопределенного возраста: ему можно было дать и тридцать, и пятьдесят.
– А ты становишься все красивее, – сказал он, наклонился и поцеловал ее в губы… очень легко, едва коснувшись… и медленно отстранился.
– Все так же нежно, как птичье перышко, – улыбнулась Мэри. – Как будто я могу разбиться.
– Ты повторяешься.
– Почему же ты не целуешь крепче?
– Все жду нашей брачной ночи.
– А если я умру, пока она придет?
Джимми Ли очень серьезно задумался, прежде чем ответить.
– Тогда я стану оплакивать тебя до самой своей смерти и целовать так же, как целую сейчас. В моих ночных фантазиях.
Мэри Янг внезапно взяла Ли за руку, отвела к его собственному трону и заставила сесть. Потом она вернулась к двери, через которую попала в комнату, и повернула в замке ключ.
– Не делай этого, Мэри. – Джимми говорил тихо, но в голосе прозвучала резкость.
– Откуда ты знаешь, что я собираюсь делать?
– Я достаточно знаю тебя.
– Если это правда, то ты знаешь, как я отношусь к людям, которые отдают мне приказания.
– Дело не только в твоих чувствах.
Мэри Янг некоторое время постояла молча, желая того, чему не могла бы дать названия. Подошла к Ли, прижала губы к его уху и поцеловала.
– Джимми, будь милым.
Отступила на несколько шагов и начала раздеваться.
Она делала это медленно и свободно, снимая вещи по одной и роняя каждую к ногам. Пряди волос упали ей на глаза, и она посмотрела сквозь них на Джимми. Она чувствовала на себе его взгляд и слышала его дыхание. Единственный звук в комнате. Стены и потолок, казалось, дышали вместе с Джимми. Наконец Мэри выпрямилась перед ним нагая. Воздух холодил кожу, соски у Мэри напряглись, и Джимми не сводил с них глаз. Она стояла неподвижно, свободно опустив руки. Она, и Джимми, и все вокруг них находилось в хрупком равновесии. Страшно шевельнуться.
Но вот она приподняла руки. Джимми широко раскрыл глаза. Он наблюдал за тем, как она лизнула пальцы и дотронулась ими до себя. Джимми негромко застонал. То был стон глубокой боли. Мэри Янг смотрела и слушала, зная, что он теперь ее, что очень скоро она ощутит его в себе.
И она знала, что чувствует сейчас он.
Ее тело напряглось в чувственном экстазе; она привлекла Джимми к себе. Медленно. Возбуждая нетерпение. Не давая ему возможности отступить.
Потом их глаза встретились. Она удерживала его, крепко обвивая руками. До тех пор, пока в его глазах не появилась темная пустота.