Заложники обмана
Шрифт:
Майк в своей спальне наверху тоже явно приободрился. Дыхание сделалось глубже, и прилив крови, вызванный внутренней силой организма, окрасил розовым прозрачную кожу лица. И мышцы вспомнили, как вызвать улыбку. Воздух в комнате был освежен сосновым озонатором.
Дарнинг открыл портфель и положил его на кровать.
– Все банкноты стодолларовые, – сказал он. – Пятьдесят пачек по двадцать купюр в каждой. Вы можете их пересчитать.
Майк лежал и смотрел на открытый портфель. Потом на мгновение закрыл глаза, как бы погрузившись в себя.
– Я
Майк повторил имя еще раз, медленнее. Потом произнес по буквам. Дарнинг достал ручку, маленькую записную книжку и записал имя. Некоторое время смотрел на два слова, но не видел.
– Откуда он?
– Из Нью-Йорка.
– Какой работой он занимался?
– Он никогда об этом не рассказывал, но я думаю, что работал он на мафию.
Дарнинг молча кивнул; он выглядел вялым и утомленным.
Майк начал кашлять снова; жена принесла ему несколько салфеток и воду. Села на край постели и держала стакан, пока он тянул воду через соломинку.
Дарнинг наблюдал за ними. Видел полную, округлую спину Эммы, когда она наклонялась к мужу; видел, как свет верхней лампы поблескивает на седых нитях в ее волосах. Видел, что Майк закрыл глаза и посасывал соломинку словно бы во сне.
Такими Дарнинг и будет их вспоминать.
Ровно через двадцать девять часов взрыв и пожар уничтожили Майка, его жену, его дом и все, что было в доме. Причина взрыва – баллон для пропана – была обнаружена в подвале.
Кроме этого сохранилось немногое – пыль, искореженные обломки и пепел.
Министр юстиции прочитал об этом в газете и глубоко проникся самим фактом. Истинную ценность жизни не поймешь до тех пор, пока не осознаешь, как легко ее уничтожить.
С его точки зрения, он, конечно, не мог поступить иначе. Зная, что им известно, никак нельзя было оставлять их в живых.
Но это не принесло ему радости.
Десять дней, думал Дарнинг, стоя у окна и глядя на реку внизу с высоты тридцать третьего этажа.
Ему было скверно, а будет, вероятно, еще хуже. Такое ощущение, словно поспешно вынесенный им самим приговор стал известен всей стране. Словно что-то умерло в ярко раскрашенной конфетной коробке. Страшно – и однако вызывает мрачный восторг. После совершения казни мертвые наполняли его душу именно этим чувством. Они выглядели столь безразличными по отношению к происшедшему, что даже смерть не казалась такой уж страшной.
Он почти допил третий стакан “Перье”, когда в номер негромко постучали, и Дарнинг открыл дверь Дону Донатти.
Они обнялись, и министр юстиции вдохнул знакомый запах изготовленного по особому заказу одеколона Карло Донатти. Некоторые вещи остаются неизменными.
Донатти обнял Дарнинга весьма прочувствованно. Они не виделись годами. И поскольку встречу назначил Дарнинг, а Донатти ничего не знал о ее цели, преимущество было на стороне министра.
– Вы хорошо выглядите,
– Чистые помыслы в здоровом теле.
– И то и другое вне моей досягаемости.
– И моей, поскольку ваша честь посрамляет меня.
Мужчины улыбнулись, и словно что-то промелькнуло между ними.
Дарнинг налил Донатти немного скотча и протянул ему стакан. Потом он включил радио и настроил на волну, по которой передавали запись концерта из филармонии. Усилил громкость звука. Он уже обследовал номер на предмет возможных “жучков” и ничего не обнаружил. Однако во времена новейших электронных изобретений ни в чем нельзя быть слишком уверенным. Все было ясно, и Донатти ничего не сказал. Это делалось во имя обоюдной безопасности.
Под звуки торжественного и возвышенного исполнения Пятой симфонии Бетховена они уселись друг против друга.
– Есть вопрос, – начал Дарнинг. – Он касается того любезного одолжения, которое вы сделали мне девять лет назад. Человека, который этим делом занимался, звали Витторио Батталья?
Лицо у Донатти побелело. Он молча кивнул, но потом спросил:
– Что-нибудь не так?
– Боюсь, что очень многое не так, – ответил Дарнинг и рассказал Донатти о письме Майка и о том, что за этим последовало.
Донатти слушал в молчании. Потом он медленно поднялся, подошел к окну и стал смотреть на город. Обернулся:
– Когда это случилось?
– Десять дней назад.
– Чем же вы занимались эти десять дней?
– Наблюдал, как исчезают люди.
И министр поведал зловещую повесть о том, как бесследно исчезли пять человек, посланных допросить Джьянни Гарецки и Мэри Чан Янг.
Донатти покачал головой:
– Почему вы сразу не обратились ко мне?
Дарнинг глотнул “Перье” и ничего не ответил. Его молчание вызвало у дона улыбку.
– Вы все еще мне не доверяете?
– Девять лет назад вы заверили меня, что с женщиной дело улажено. Теперь я обнаруживаю, что она жива. Разве здесь есть основа для доверия?
– Что я могу сказать. Генри? Это какое-то недоразумение. Ведь Батталья был лучшим из моих людей, и он заверил меня, что все сделано как надо. Сообщения о катастрофе появились в газетах. Я в таком же недоумении, как и вы.
– Где теперь Батталья?
– Один Бог знает. Он исчез через несколько недель после катастрофы, и больше я не слышал о нем ни слова.
– Это не показалось вам странным?
Карло Донатти передернул плечами:
– Ничего странного – при его-то занятии. Всегда найдутся враги. Люди исчезают. Даже лучшие. Я поставил свечку за упокой и послал Витторио прощальный поцелуй.
– А что его друг, художник? Он знает, где Витторио Батталья?
– Сомневаюсь.
– Когда вы последний раз виделись с Гарецки?
Донатти посмотрел на свой скотч из-под полуприкрытых век.
– Несколько дней назад. Был прием в его честь в “Метрополитен”. Я посетил прием и выразил Гарецки свое уважение.