Заложники пустоты
Шрифт:
На проспекте Просвещения кого-то били. Повсюду валялись какие-то тряпки и разношерстный мусор, вроде бутылок и смятых пластиковых стаканчиков. Что здесь происходило? На одной из тряпок, оказавшейся обрывком полотнища с лозунгом, по оставшимся черным буквам отчетливо угадывался призыв «Бей лысых». Рука непроизвольно потянулась к голове – нет, волосы на месте. Лёшка уже успел ощутить, что они действительно мешали подключать психопривод и производить манипуляции с «балалайкой», но сбрить их, судя по всему, не успел.
Воспоминание о том, что мысль такая была, мгновенно
Из толпы человек в десять, активно молотящих что-то, лежащее на асфальте, доносились приглушенные, захлебывающиеся крики:
– Да я просто лысый. Волосы на растут. Братки, перестаньте, убьете же… пере… станьте.
Молотили того лысого, который кричал. Что же здесь… Взгляд Лёшки упал на помятую и истоптанную газету, валяющуюся под ногами. Легкий ветерок нехотя ворошил страницы, перелистывая их вперед и назад. «Цифровые подонки снова готовят диверсию!» – гласил заголовок на первой странице. Фотография под заголовком изображала молодого человека с бритой наголо головой, усеянной несколькими замысловатыми татуировками. Выражение лица бритоголового не оставляло сомнений – он несомненно задумал диверсию и уже приступил к воплощению её в жизнь.
Глаза выхватили еще несколько цифр и остановились, широко раскрывшись. Но не статья и фотография поразили Лёшку. Он увидел дату выпуска газеты. По Лёшкиным подсчетам выходило, что газета… послезавтрашняя.
Глаза непроизвольно дёрнулись влево, запустив отображение даты и времени на наноэкранах. Черт возьми, в газете всё написано правильно! Это что же получается?! Где он был эти три дня?! В сети? А как же бабушка?
Слишком много вопросов. И ни одного вразумительного ответа. Первым порывом было – вернуться домой и всё выяснить у бабушки. Но это бессмысленно: бабушка всё равно ничего не знает.
Она ведь кричала и звала его, когда он уходил.
Когда ты сбежал из дома, спеша скрыться от содержимого ампул в инъекторе.
Может, бабушке нужна его помощь? «Ничего, она справится самостоятельно», – отрезал какой-то новый голос внутри головы. Это был Лёшкин голос, но он стал другим, более грубым и решительным. Он не принимал возражений, для него не существовало ничьего мнения, кроме своего собственного.
Сколько оставалось ампул в инъекторе? Он не смотрел.
Не нужно врать самому себе, ты ведь прекрасно видел стеклянные бока в прорези обоймы.
Их было шесть. А тремя днями раньше там было десять ампул – полная загрузка. Выходит, он использовал не одну дозу, а три? Но как он выдержал эти три дня? Как?!
Ты был в сети. Вот ответ. Ты был дома, в своем мире.
– Парень, тебе чего надо?
Лёшка поискал глазами того, кто это сказал. Обращались явно к нему. Снова возникла мысль: повезло, что он не успел сбрить волосы.
Говорил полицейский, переминающийся с ноги на ногу среди группки своих коллег. Полицейские выглядели уставшими и потрепанными, они помахивали дубинками, словно игрались с ними или отгоняли мух. Они с нетерпением в глазах наблюдали за избиением лысого, которое происходило в двадцати метрах, и ничего не делали. Им не терпелось дождаться окончания потасовки и разойтись по домам. И еще им не нравился Лёшка. Он мог создать проблемы, которых так называемым стражам правопорядка совсем не хотелось иметь в завершение напряженного дня.
– Ничего, – стараясь придерживаться нейтрального тона, ответил Лёшка. – Просто иду.
– Вот и иди, – посоветовал полицейский и, помахивая дубинкой, неспешно пошел в сторону избивающей мужика толпы. Лысый уже перестал кричать, а только довольно громко покрякивал под каждый удар. – Не задерживайся, тут ничего интересного.
– Точно, ничего, – согласился Лёшка.
Он повернул в сторону центра и быстро пошел прочь. Но не удержался и оглянулся, отойдя на полсотни шагов. Тот полицейский наотмашь колотил вошедших в раж людей, оттаскивая одного за другим от вяло копошащегося лысого. Остальные полицаи посмеивались, показывая на коллегу руками. Где-то вдалеке послышался вой сирен – приближалась «Скорая».
Безумие какое-то. Три дня словно провалились в небытие. Будто в черную дыру засосало. В городе чёрт-те что происходит. Какая-то кампания по уничтожению людей, верящих в Цифру. Или это демарш против лысых? Бред какой-то.
А ведь он три дня не был в универе. Пропуски придется оплатить – ничего, деньги теперь есть. Но отработки и пересдачи никто не отменял. Не проблема, он справится, это раз плюнуть.
Четыре ампулы «синдина»! Просто поверить в это невозможно.
Слишком мало? Тогда почему ты не взял с собой инъектор? Там же еще шесть ампул.
Опять этот бесцеремонный новый решительный Лёшка внутри.
Потому и не взял, что наглый голос внутри головы пока не захватил власть. Он лишь ворчит, выражает недовольство.
Ключевое слово – «пока». Если так пойдет дальше, то от прежнего Лёшки довольно быстро ничего не останется.
И еще не забывай о бабушке. Кто о ней позаботится?
Кому она нужна? Выжившая из ума старуха!
Лёшка остановился и изо всех сил ударил кулаками по бетонной стене уносящегося ввысь жилого дома. Рукам стало больно, в голове немного прояснилось.
В носу хлюпало, и Лёшка понял, что плачет. Рыдает, заливая куртку крокодиловыми слезами.
Поздно!
Чёрт, но почему же из головы никак не уходит образ заряженного «синдином» инъектора?!
А то ты не знаешь. Этот образ теперь с тобой навсегда.
– Пацан, чего на холоде торчишь? Заходи.
Прямо перед Лёшкой стоял, пошатываясь и источая душный запах дешевого табака и спиртового перегара, мужичок. Он появился здесь, словно из-под земли вырос. Глаза мужичка бегали из стороны в сторону, как два плавающих в мелкой волне яблока, но явно никак не могли поймать Лёшку в фокус. Он вообще с трудом держался на ногах, будучи, что называется, мертвецки пьян.