Заметь меня в толпе
Шрифт:
— Засада...
— Софи, я пойду. Ты там давай, не пропускай занятий. Втянула я тебя в проблемы.
— Ладно, брось!
Мы договорились увидеться ближе к вечеру, если будут какие-то новости.
«Центр пренатальной диагностики» (перевод с чешского).
Британский музыкант, певец и автор песен.
Ч1, Глава 25
В зазеркалье что-то изменилось. Не покидало острое ощущение чего-то лишнего, неродного. Я всегда знала, этот мир мой и только мой. Как сердце подчиняется безотчетным импульсам мозга, зазеркалье подчиняется и существует
Вороша память, я пыталась найти те пресловутые десять отличий между картинками, как в детском журнале. Мосты, переходы, башни, тоннели, террасы — Эшеровская геометрия. Я знала ее куда лучше той, что преподавали в школе. Я никогда не плутала здесь, точно зная, как дойти из пункта А в пункт Б самым коротким путем. Но что-то изменилось...
Сначала не отыскался нужный переход. Потом забрела в незнакомую галерею с потрескавшимися стенами, из которых сочилось что-то бурое и вязкое. Галерея заканчивалась стеной, что неприятно удивило. Ничего случайного здесь не бывало. Переходы обязательно вели куда-то, но не этот. Так показалось сначала. А потом я заметила проем — большую трещину у самого пола. Из проема тянуло сквозняком. Я заглянула внутрь, но ничего не увидела. Кромешный мрак. Мурашки пробежали по спине. В моем мире не было темных углов. Здесь даже тени едва намечались. Свет шел отовсюду. Сам город был источником света.
«Эй-эй!» — крикнула я в проем. Звук вернулся, отрыгнув в лицо зловонной волной. Запах!.. Откуда запах?! В зазеркалье нет запахов. Я просунула голову в щель и тут же отпрянула. Как тогда, в склепе на кладбище, мной вдруг овладел животный страх. Ни за что на свете не подойду больше к этой черной дыре!
Спотыкаясь и поскальзываясь на бурых потеках, я помчалась назад. Только добежав до моста, перевела дух. Опасливо оглядываясь, тихонько пошла к скале. Повсюду на грубой брусчатке смоляными каплями чернили перья птиц. Я попыталась поднять перо, но оно раскрошилось золой от одного прикосновения.
Сзади послышались хлопки. Я вздрогнула и оглянулась. Ко мне, тяжело взмахивая крыльями, летела птица. Не долетев нескольких метров, черный гигант рухнул и распластался на брусчатке.
Я бросилась к птице, присела рядом, приподняла ее голову. Птица посмотрела грустными, человеческими глазами и разинула клюв. Что-то пестрое упало на землю. Издав душераздирающий вопль, птица затихла и просто рассыпалась. Ветер подхватил черный песок и унес в океан.
Птица принесла клочок шелка.
Смерть этого сильного существа подняла в душе бурю. Захлебываясь слезами, я уткнулась лицом в колени. Вот так все в моей жизни, как песок сквозь пальцы. И не за что зацепиться, чтобы понять зачем, почему, в чем смысл, и главное, кто я, куда иду, к чему стремлюсь, кому и для чего предназначена? А может быть я — это вовсе не я, а другой кто-то? Я же потерялась где-то, превратилась в того, кем никогда не стремилась быть. Помню, я была сильной и независимой, самодостаточной и решительной. Как можем мы удержать кого-то, если даже себя удержать не в состоянии?
…...
Дверь на вершине черной башни слабо помигивала. Я пригляделась и уловила закономерность в чередовании вспышек света.
Морзянка?
Азбуку Морзе я не знала, но и так понятно, он зовет меня.
Я направилась
Остановись!
Я дождалась долгой световой вспышки и проскочила в дверь с криками:
— Хватит! Я здесь!
— Привет! А здорово я придумал... — он осекся, заметив мой недовольный взгляд. — Как ты? Все в порядке?
— Нормально.
— Что-то случилось?
— Неважно.
Отныне зовите меня «леденящая взглядом».
— Чего ты хочешь? — спросила я.
— Есть новость.
— Да?
Тим насупился, сощурил глаза, явно соображая, стоит ли продолжать разговор в таком тоне.
Лучше иди, поговори со случайным прохожим. Ему, наверняка, расскажешь больше, чем мне.
— Я разговаривал с ВВ.
— С кем?
— С Виктором Валентиновичем.
— А... ну, и? Он не сказал, где книгу прячет? Нет? Очень жаль!
— Слушай, так не пойдет.
— Да что ты? Правда? А я думала можно... Вдруг прокатит врать и улыбаться.
— Я не...
— Да? Хорошо. Ну и что тебе поведал ВВ?
— Ты можешь выйти из зеркала, — Тим впился взглядом.
— Ой как здорово! Когда же?
— Очень скоро.
— Даже так? Мм... А не хочу! Мне и тут хорошо.
— Ты же знаешь, опасно так долго... И потом, боюсь, он может передумать.
— Да мне плевать!
— Тебе что?
Ага… как тебе такая петарда под нос?!
— Плевать мне, понял! Плевать! И на него, и на всю вашу шайку-лейку!
Он молчал. Лицо сделалось непроницаемым, чужим.
Я махнула рукой, понимая, этот разговор бесполезен. Он не раскроет карт.
— Ты со мной или с ними?
— Я всегда с тобой.
А лицо все такое же каменное.
— Почему ты не ушел?
Молчание.
— Тебе нравится то, чем промышляют твои дружки? Ты разделяешь их цели? Одобряешь их методы? Почему ты все еще с ними?
— Потому что только с ними у меня есть будущее.
— Какое будущее? Только представь себе это будущее!
— Надя, что у меня было? Никому не нужный пацан из детского дома... Да у меня даже кроссовок своих не было.
— Зато теперь шмотья в каждом углу навалено!
Я подхватила рубашку и джинсы из кучи на полу.
— Что тут у нас? А, ну конечно... Calvin Klain и Levis. Не с китайского рынка, надо думать.
— Ты не знаешь, сколько всего они для меня сделали. И дело совсем не в шмотках. Лучшая частная школа, учитель музыки, репетиторы по языкам, экономика... Да я уже в два вуза поступил...
— Чего не купишь за деньги!
— Я сам поступил, — он сжал зубы, так что желваки дернулись.
— А крек и марихуана тоже входили в твою образовательную программу?
— Быть довольным не значит быть счастливым.
— То есть, все опять из-за меня?
— Нет! Прости! — осекся он. — Просто хочу, чтобы ты поняла... — он взъерошил волосы, таким знакомым, родным движением. Внутри заныло, заскребло, потянулось к нему.
— Я никого не выгораживаю, поверь. Я знаю, кто они… Но ведь нельзя просто отмахнуться. Эти люди стали мне семьей. Я ничего о себе не знал, ни кто я есть, ни на что способен. Они помогли открыть себя. Сложно в это поверить. Я и сам бы проклял себя три года назад... Просто никого, никого не было рядом.