Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Вчера меня не было дома, — отвчалъ незнакомецъ, — мы вызжали съ господиномъ.
— Какъ фамилія вашего господина? — спросилъ м-ръ Уэллеръ, раскраснвшись отъ внезапнаго волненія и отъ сильныхъ треній полотенцемъ.
— Фицъ-Маршалъ, — сказалъ незнакомецъ.
— Дайте вашу руку, почтеннйшій, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, длая шагъ впередъ, — очень радъ познакомиться съ вами. Мн ужасно нравится ваше лицо.
— Скажите, пожалуйста, это, однакожъ, очень странно, — проговорилъ желтолицый слуга наивнымъ тономъ, — вы мн понравились съ перваго взгляда; я готовъ былъ расцловать васъ, когда вы
— Право?
— Честное слово. Не удивительно ли это?
— Удивительно, — сказалъ Самъ, всматриваясь съ удовольствіемъ въ глупую фигуру незнакомца. — Какъ ваше имя, любезный другъ?
– Іовъ.
— Прекрасное имя. A фамилія?
— Троттеръ, — сказалъ незнакомецъ.- A васъ какъ величаютъ?
Самуэль припомнилъ предостереженіе своего господина и отвчалъ:
— Меня зовутъ Уокеръ; фамилія моего господина — м-ръ Вилькинсъ. Не угодно ли вамъ перекусить чего-нибудь, м-ръ Троттеръ?
— Съ удовольствіемъ, — отвчалъ желтолицый, съ благоговніемъ укладывая свою книгу въ карманъ.
Они отправились въ буфетъ, выпили по рюмк водки и закусили колбасой. М-ръ Уэллеръ приказалъ подать бутылку рома и огромный чайникъ кипятку, съ прибавленіемъ двухъ лимоновъ и гвоздики.
— Хорошее y васъ мсто, м-ръ Троттеръ? — спросилъ Самуэль, приготовляя стаканъ пунша.
— Дурное, любезный другъ, мизеристо.
— Какъ?
— Да такъ. М-ръ Фицъ-Маршалъ намренъ жениться на этихъ дняхъ.
— Право?
— Точно такъ; но это бы еще ничего: онъ намренъ похитить молодую двушку, богатую наслдницу, изъ двичьяго пансіона.
— Какой драконъ! — проговорилъ м-ръ Уэллеръ, размшивая другой стаканъ. — Пансіонъ этотъ въ здшнемъ город, я думаю?
Хоть этотъ вопросъ былъ предложенъ самымъ невиннымъ и безпечнымъ тономъ, однакожъ м-ръ Іовъ Троттеръ обнаружилъ своими жестами, что онъ понимаетъ нескромность своего друга.
Опорожнивъ стаканъ горячаго пунша, онъ бросилъ таинственный взглядъ, моргнулъ обоими глазами и принялся выдлывать своей рукою аллегорическое движеніе, показывая, будто выкачиваетъ воду изъ колодца. По смыслу этой аллегоріи, м-ръ Троттеръ представлялъ колодезь, откуда м-ръ Уэллеръ собирался черпать таинственную воду.
— Нтъ, нтъ, — сказалъ м-ръ Троттеръ, — тутъ надо придержать свой языкъ. Это секретъ, большой секретъ, м-ръ Уокеръ.
Говоря это, м-ръ Троттеръ поставилъ свой стаканъ вверхъ дномъ, напоминая такимъ образомъ, что ему нечмъ больше утолить своей жажды. М-ръ Уэллеръ понялъ деликатный намекъ и поспшилъ налить другой стаканъ.
— Такъ это секретъ! — сказалъ Самуэль.
— Думать надобно, что такъ, — отвчалъ м-ръ Троттеръ, прихлебывая живительную влагу.
— Богатъ вашъ господинъ, любезный другъ? — спросилъ Самуэль.
М-ръ Троттеръ улыбнулся и, придерживая стаканъ лвою рукою, знаменательно ударилъ правой четыре раза по карману своихъ свтло-срыхъ штановъ, намекая такимъ образомъ, что сэръ Фицъ-Маршалъ могъ сдлать то же самое, не обезпокоивъ никого звономъ денежнаго металла.
— Такъ это, выходитъ, онъ затялъ рискованное дло, любезный другъ? — спросилъ Самуэль.
М-ръ Троттеръ улыбнулся.
— A знаете ли что, любезный другъ, — продолжалъ м-ръ Уэллеръ, — вдь вы будете отчаянный каналья, если позволите своему господину увезти эту двицу.
— О-о-охъ! Я знаю это, м-ръ Уокеръ, — отвчалъ Іовъ Троттеръ, бросивъ на своего товарища печальный взглядъ, исполненный сердечнаго сокрушенія, — я знаю и скорблю душевно, да только что прикажете мн длать?
— Длать! — воскликнулъ Самъ. — Разсказать обо всемъ содержательниц пансіона и выдать злонамреннаго человка.
— Кто-жъ повритъ моимъ словамъ, м-ръ Уокеръ? Молодую двушку считаютъ, разумется, образцомъ невинности и скромности; она запрется во всемъ, запрется и мой господинъ. Кто повритъ словамъ бднаго слуги? Я потеряю свое мсто, и, вдобавокъ, мн же дадутъ дурной аттестатъ.
— Да, тутъ есть закорючка своего рода, — проговорилъ Самуэль, — вы правы, дружище.
— Совсмъ иное дло, — продолжалъ м-ръ Троттеръ, — если бы мн удалось отыскать какого-нибудь почтеннаго джентльмена, защитника угнетенной невинности, тогда, пожалуй, было бы можно помшать этому нечестивому длу; но и здсь опять своего рода закорючка, м-ръ Уокеръ. Я не знаю никого въ этой глуши, да если-бъ и зналъ, кто опять повритъ моимъ словамъ?
— Баста! — вскричалъ Самуэль, быстро вскочивъ съ мста и схвативъ руку своего новаго друга. — Мой господинъ точь-въ-точь такой джентльменъ, какой вамъ нуженъ.
Черезъ нсколько минутъ м-ръ Іовъ Троттеръ былъ введенъ въ комнату м-ра Пикквика. Самуэль представилъ въ короткихъ словахъ сущность дла.
— Великій Боже! Неужели я долженъ выдать своего собственнаго господина! — воскликнулъ м-ръ Іовъ Троттеръ, приставляя къ своимъ глазамъ розовый платочекъ въ четыре квадратныхъ дюйма.
— Чувствительность этого рода длаетъ вамъ честь, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ тономъ искренняго участія, — тмъ не мене, однакожъ, вы должны исполнить свою обязанность.
— О-о-охъ! Вс мы подъ Богомъ ходимъ! — всхлипывалъ Іовъ Троттеръ. — Знаю, сэръ, я, какъ честный человкъ долженъ исполнять свой долгъ; но вы поставьте себя на мое мсто: я ношу платье своего господина, и онъ же даетъ мн насущный хлбъ; онъ мой благодтель, въ нкоторомъ смысл, хотя я знаю, что онъ плутъ.
— Благородная душа! — воскликнулъ растроганный м-ръ Пикквикъ. — Честная натура!
— О-о-охъ!
— Послушайте, любезный, — перебилъ Самуэль, смотрвшій съ нкоторымъ нетерпніемъ на эту слезливую церемонію, — водовозныя телжки хороши въ свое время, но подчасъ, какъ, напримръ, теперь, он ни къ чорту не годятся.
— Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ строгимъ тономъ, — мн очень непріятно видть въ васъ неуваженіе къ благороднымъ чувствамъ этого молодого человка.
— Такъ-то оно такъ, сэръ, — возразилъ Самуэль, — чувства благородныя, нечего сказать, да только я присовтывалъ бы ему припрятать ихъ подальше въ своей груди, a не растрачивать по пустякамъ въ тепленькой водиц, до которой намъ съ вами нтъ ни малйшей нужды. Слезы вдь не то, что стнные часы или паровой котелъ, что кипитъ напропалую, когда кочегаръ подкладываетъ подъ иего горячихъ углей. Вотъ какъ покончите это дло, любезный другъ, ступайте въ кофейную, закурите трубку и плачьте, сколько вашей душеньк угодно; a теперь для васъ всего лучше припрятать въ карманъ этотъ красненькій платочекъ.