Замок братьев Сенарега
Шрифт:
Приведя Тудора в зал и с той же учтивостью усадив перед собой в кресло, мессер Пьетро разъяснил молдавскому витязю его новое положение. Мессер Теодоро — оба кардаша не сочли разумным скрывать имя и звание мнимого ясыря — с сего часа свободен, окружен братьями — христианами, и будет жить в замке на положении гостя. Но не покинет Леричей, пока из Белгорода, куда отправится завтра посланец Пьетро с письмом, нё будет доставлен полный выкуп. Выплаченная Сенарегой за сотника сумма равнялась двумстам золотых флоринов мадьярской чеканки. К ним прибавится стоимость всего, что понадобится бывшему пленнику
Затем генуэзец позвал Василя и велел ему отвести господина из Монте—Кастро в отведенную его милости комнату.
9
Крепко проспав вечер и ночь, пан Тудор Боур пробудился, как обычно, на заре. Сотник лежал на чистой постели, под грубой, но чистой буркой. Клетушка витязя была во всем под стать монашеской келье: чисто выбеленные голые стены, простое распятие в углу, два грубых табурета у небольшого стола. На стене, напротив двери, сотник с удивлением увидел свое оружие — саблю и кинжал. На столе стоял большой кувшин с молотком, глиняная тарелка с хлебом, брынзой и куском жареной оленины.
Сквозь дверь, сквозь затянутое промасленным листком пергамена оконце, доносились звуки чужого поселения — мычание коров и блеяние коз, звон оружия, мужские и женские голоса. И знакомое — далекий шум морской, вечно рождающейся и умирающей у берега прибойной волны.
Наскоро одевшись, взяв саблю и накинув плащ, Тудор выбежал во двор и, сквозь распахнутые ворота, кинулся к берегу. Воды лимана плескались в двухстах саженях от замковых стен. Тропинка спустилась под кручу, и укрепления исчезли за склоном, словно пески поглотили их. Никто за витязем не последовал, никто не пытался его остановить.
Тудор разделся и долго брел по мелководью, пока не добрался до места, где можно было поплавать. Резвясь на плесе, он услышал рядом радостное фырканье и плеск. В сажени от сотника вынырнул вдруг белокожий, мускулистый гигант и, доплыв до отмели, побежал одеваться. Это был рыцарь Конрад, русокудрый красавец, за чьим седлом он въехал в Леричи вчера.
Выйдя в свою очередь из воды, Тудор увидел другого вчерашнего знакомца. Работник Василь протянул ему грубое чистое полотенце и выразительно взглянул на восьмиконечный серебряный крестик, висевший на груди сотника. Такой же виднелся из — под рубахи невысокого, жилистого слуги.
— Вы знаете латынь, товарищ[26]? — негромко окликнул нашего витязя золотоволосый германец. — Помогите мне, сделайте милость. Эти дикие люди, — Конрад с легким высокомерием покосился на работника, — не могут толком и справиться с доспехом.
Тудор помог немцу застегнуть за спиной ремни стального нагрудника, который заметил на рыцаре еще вчера. Витязь чуть заметно усмехнулся. Он видел не раз, как люди вроде Василя отлично управлялись с панцирями и латами, вроде этих, но подступая к хозяевам спереди, не со спины.
Оставив берег Великого лимана, через который текли к морю воды Днепра, все трое направились обратно. Опытным взглядом воина молдавский сотник внимательно мерил высокие стены и вежи фряжской фортеццы. Франки — так звали их также на Молдове — устроились крепко. Голыми руками их здесь не возьмешь, а подступить к такому месту, надежно защищенному с трех сторон суровым Полем, способен только сильный, снабженный пушками флот.
Нотки высокомерия, прозвучавшие в словах рыцаря о Василе — работнйке, впрочем, исчезли, когда он заговорил с ним самим. Василь охотно, как равный, повел вечное начало всех бесед — о погоде. Крестьянское сердце Василя чуяло долгое вёдро, доброе для хлеба и сада, для сенокоса и пасеки, но главное — для ловчих забав. Рыцарь, любитель охоты, с вниманием слушал его.
— Значит, завтра едем, — заключил Конрад, широко шагая под звон своих длинных шпор, с которых не сошла еще вся позолота. — И вы с нами, товарищ? — спросил он Тудора, обернув к нему красивое, мужественное лицо.
— Разве мне дозволено тоже? — удивился витязь.
— Конечно, — улыбнулся Конрад. — Иначе не было бы дозволено и мне. Ведь я, как и вы, здесь невольный гость, ожидающий выкупа. До той же поры — служу, чем могу, здешним сеньерам, — рыцарь со значением коснулся волочившегося за ним длинного меча.
Миновали врата замка. Осенив спутников крестным знамением, рыцарь Конрад стал быстро взбираться по лесенке, поднимавшейся ко гребню стены. Тудор, шагая к своему прибежищу, продолжал с любопытством осматриваться. Многое накануне прошло мимо его внимания: бревенчатый сруб бани с сушащимся рядом бельем, большой дом для воинов — четверо из них как раз резались в карты у дверей, на лавке. Мрачную башню без бойниц, явно не для боя, витязь видел и вчера, да не понял тогда, к чему она. Теперь догадался: дебелая служанка несла туда каравай хлеба, мужик волок дымящийся казан с похлебкой, а мрачного вида детина в кольчуге отпирал уже перед ними дверь. Стало ясно: темница.
— Не каждого честным словом привяжешь, — шепнул, словно про себя, вздымавший пыль опорками Василь. — Их правда, море да Поле мало кого пустят далеко. Есть, однако, такие, кому и сгинуть не страшно, до того обрыдло у нас. Для таких и строены сии хоромы, наш теремок.
Тудор с вниманием взглянул на странного слугу, повторившего его догадку вслух. Душа, учуявшая душу, уже вроде и не чужая.
— А сам ты, друг? — спросил сотник. — Своею ли волей здесь?
— Своей да судьбининой, — усмехнулся Василь. — Не на аркане, да на цепи...
На тесном дворе всяк занимался своим делом. Рылись в песке куры, куда — то шествовали полудикие утки, с ленивым рычанием оттирали друг друга от рыжей и лохматой красотки свирепые, но сытые псы. Перебранивались служанки. Картежники у казармы затеяли было свару, но негромкий окрик Конрада с вершины близкой башни разом утихомирил спорщиков. Над большим, выдолбленным из мощного ясеня корытом склонилась крутобедрая стряпуха. Подняв от стирки румяно — смуглое лицо и смело выставив покатые полунагие плечи, женщина смерила сотника взглядом и улыбнулась, приоткрыв ряд белых зубов. Улыбка — ласковая и слегка виноватая, — была предназначена, однако, не ему. Улыбка летела прямо к неказистому собой Василю.