Замок Броуди
Шрифт:
Он видел, что придется заложить дом, единственное оставшееся у него имущество, чтобы вырученными деньгами уплатить долг Соперу и остальные постепенно накопившиеся долги, Никто ничего не узнает, он сходит тайно к адвокату в Глазго, и тот все устроит. Но у него уже было такое чувство, словно его дом больше не принадлежит ему. Словно он своими собственными руками должен начать разрушать крепкое здание, которое камень за камнем вырастало у него на глазах, как здание его надежд. Он любил свой дом, но придется его заложить, чтобы поддержать честь имени. Прежде всего он должен сохранить незапятнанной
Тут внезапно мысли его приняли другой оборот, он как будто вспомнил что-то. Глаза заблестели, нижняя губа немного выпятилась, и рот искривился похотливой усмешкой. Среди пустыни его забот вдруг возник перед ним зеленый оазис наслаждения. Да, но есть вещи, на которые он способен! Скрывая в себе тайное желание, словно преступление, он вышел крадучись из лавки, забыв, что в ней никого не остается, и медленно зашагал к «Гербу Уинтонов».
7
Миссис Броуди лежала на диване в гостиной — необычная с ее стороны леность, в особенности в такой час дня, когда ей полагалось заниматься мытьем посуды после обеда. Но сегодня силы ей изменили раньше обычного, она почувствовала, что должна полежать, не дожидаясь наступления ночи.
— Я так выбилась из сил, — сказала она бабушке Броуди, — что просто с ног валюсь. Пожалуй, прилягу на минутку.
Старуха неодобрительно посмотрела на нее и, торопясь уйти из боязни, как бы ее не попросили перемыть посуду, бросила на ходу:
— Тебе не много надо, чтобы расклеиться. Вечно ты стонешь да кряхтишь в последнее время. В твои годы я работала вдвое больше, чем ты, и никогда ни на что не жаловалась.
Тем не менее после ухода свекрови миссис Броуди поплелась в гостиную и легла. Почувствовав себя лучше, она лежала, лениво размышляя о том, что если бы она раньше позволяла себе такой короткий отдых после обеда, она бы лучше сохранилась. Все же она была рада уже и тому, что в последние десять дней у нее не было острых приступов, только постоянная ноющая боль, к которой она уже так привыкла, что почти ее не замечала.
Почти три недели прошло со дня отсылки Мэту денег, а от него не было никаких вестей, так что можно было подумать, будто эти сорок фунтов все еще лежат неприкосновенно в сундуках Мак-Севитча. Одно воспоминание об этом смешном и ненавистном имени вызывало в ней легкую дрожь. Ей стоило большого труда наскрести деньги для первого взноса в счет долга: она экономила и урывала крохи, чтобы время от времени радостно опускать несколько накопленных монет в специально для этого предназначенную жестяную коробку, которую прятала у себя в ящике. Мучительно трудно было собирать эти деньги, и она уже предвидела, как этот долг будет угрожающе висеть над ее головой, подобно дамоклову мечу, целых два года.
Разумеется, Мэта она не винила ни в чем, и посреди тягостных дум о положении, в которое она попала, достаточно было одной только мысли о скором возвращении сына, чтобы ее черты оживились бледной улыбкой. В глубине души она была твердо убеждена, что как только Мэт вернется, он тотчас же единым словом освободит ее от этого гнетущего
Губы миссис Броуди распустились в улыбку при мысли, что скоро сын снова будет в ее объятиях, утешит ее, сторицей вознаградит за те сверхчеловеческие усилия, которые она делала ради него. Она рисовала себе последние этапы его путешествия, видела, как он нетерпеливо проходит по палубе, поспешно высаживается на берег, едет по улицам, запруженным толпой, затем беспокойно сидит в уголке железнодорожного вагона и наконец вскакивает в кэб, который доставит его к ней, к матери!
Картина его возвращения стояла перед нею, ослепляла сладкой уверенностью в близости этого возвращения. Но когда она, рассеянно глядя в окно, увидела, что к воротам подъехал кэб, нагруженный багажом, она наморщила лоб, словно не доверяя собственным глазам.
Не может быть, чтобы это приехал Мэт, ее мальчик, ее родной сын! Но — о чудо! — это был он. Наконец-то он дома, небрежной походкой выходит из кэба, как будто он и не проехал трех тысяч миль морем и сушей, чтобы вернуться к ней. С бессвязными восклицаниями она вскочила, выбежала на улицу, спотыкаясь на ходу, и заключила его в объятия, едва дав ему выйти из кэба.
— Мэт! — захлебывалась она, изнемогая от избытка чувств. — О Мэт!
Он отступил немного назад, протестуя:
— Спокойнее, мама, спокойнее! Этак ты меня раздавишь ей-богу!
— О Мэт, дорогой мой мальчик! — шептала она. — Наконец ты опять со мной!
— Да ну, полно, мама! — воскликнул он. — Не поливай ты меня слезами, я привык к сухому климату. Ну, вот опять! Не превращай мой новый галстук в носовой платок!
Под градом его протестов мать, наконец, выпустила его из объятий, но отойти не хотела и, нежно цепляясь за его рукав как будто боясь, что снова его лишится, сказала горячо:
— Едва верится, что ты опять со мной, сынок. Какое счастье что мои усталые глаза опять видят тебя! Ведь я не переставала думать о тебе с той минуты, как ты уехал. Как я скучала!
— Ну, конечно, я опять здесь, старушка! — подтрунивал над ней Мэт. — Опять в том самом старом Ливенфорде и в том самом родительском доме, у той самой старой мамочки!
Миссис Броуди смотрела на него с молитвенным обожанием. Может быть, все и осталось таким же, как было, но он-то изменился, это был совсем не тот неопытный юноша, который уехал от нее только два года тому назад.
— Боже, Мэт, как ты похорошел! Ты стал настоящим мужчиной, мой сын!
— Это верно, — согласился он, глядя больше вокруг себя, чем на мать. — Кое-чему я научился с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз. Я скоро покажу всем в этом старом городишке, что такое настоящий шик. Боже, каким убогим здесь кажется все по сравнению с тем, к чему я привык за эти годы! — И, с повелительным видом обернувшись к кучеру, он крикнул: — Эй, ты, вноси багаж!
Миссис Броуди с гордостью увидела, что, уехав с одним небольшим сундуком, Мэт возвратился с целой грудой чемоданов и ящиков. И разве способен он был в тот памятный день, когда, трепеща, вылетел из-под ее крылышка, окликнуть кучера с таким аристократическим пренебрежением, как сейчас? Идя за ним в переднюю, она не могла не выразить своего восхищения переменой в нем.