Замок храпящей красавицы
Шрифт:
– Покажите человека, которого он в восторг приведет, – выдохнула Катя, – а ведь, наверное, дорогой сувенирчик.
– Георгий Яковлев дешевку не подарит, – хмыкнул Игорь и ушел на свой пост.
Глава 9
Дом, в котором жил Филипп Леонидович, оказался огромен. Через пять минут я перестала в нем ориентироваться. Коридоры, лестницы, зал с расписным потолком и золоченой лепниной, напольные вазы, библиотека, ряд дверей из красного дерева, окна‑витрины,
Любая дорога имеет обыкновение заканчиваться, мы в конце концов забрели в менее шикарную часть здания. Шелковые персидские ковры на полах сменили скромные паласы, двери стали уже, исчезли многочисленные безделушки.
– Сюда, – обрадованно воскликнул наш провожатый и распахнул последнюю дверь в коридоре.
Свет в помещении зажегся автоматически.
– О‑о‑о! – выдохнули Марфа и Катя.
– Шмотки, – простонала через мгновение Ермолова.
– Вещички, – молитвенно промолвила Франк, – сумочки!
– Обувь! – зашлась в экстазе Марфа. – Вау! Жилетики!
– Пальтишки! – подпрыгнула Екатерина.
– Берите, что хотите, – царственно разрешил Михаил Степанович, – выбирайте, не стесняясь.
Актрисы ринулись к стойкам, плотно увешанным вешалками.
– Платья новые, – закричала Марфа, – с неоторванными ярлыками!
– Сапоги никогда не надеванные, – вторила ей Франк, – а сколько можно взять?
– Хоть все, – пожал плечами дядя Миша, – нам их девать некуда.
– Не верю, – прошептала Франк, – это сон! Сейчас проснусь, а ничего нет!
– Все надо померить! – засуетилась Марфа. – Так, мне мешает сумочка!
Ермолова приподняла пышный волан, драпирующий ее узкие бедра. Я увидела, что он прикрывает клатч. Марфа сделала быстрое движение, сумочка оказалась у нее в руках.
– Оригинальное решение, – вырвалось у меня.
Актриса снисходительно улыбнулась.
– Модельер Мартин Серджелло – мастер на хитрые штучки. Клатч – необходимая деталь вечернего туалета, но неудобная. На плечо его не повесить, приходится держать в руке. Ни поесть, ни попить, ни потанцевать от души не удастся. Оставлять сумочку на столе не советую, мигом сопрут.
– В доме у Филиппа Леонидовича собираются лишь богатые, успешные и знаменитые, – возразила я.
– И среди них есть ворюги, – сердито отбрила Марфа. – Клатч – это огромная проблема на тусовке, Серджелло ее удачно решил, под воланом, на боку, пришит крючочек, на сумке петелька. Перед прессой позируешь с аксессуаром, хоп, прячешь его, и лапки свободны.
Марфа положила клатч на комод, там уже лежала маленькая сумочка Кати, девушка затерялась в чаще вешалок.
– Вот почему звенел металлоискатель! – покачал головой Михаил Степанович. – Чего же вы сумку‑то охране не показали?
– А, забыла, – легкомысленно отмахнулась Марфа и бросилась к стойкам с вешалками.
Я поверила Марфе. Ермолова никогда бы не сообщила прилюдно о вшитых золотых нитях, вспомни она про клатч. О пластической операции актриса рассказала потому, что очень хотела дорваться до шмоток. Поняла, что охрана ее не пропустит, и разоткровенничалась. Стала бы она объявлять про пресловутую «проволоку», если бы сообразила, что металлоискатель реагирует на спрятанную сумочку? Да никогда! Сняла бы ее, и все! Я один раз потеряла загранпаспорт, собрала документы на новый, а потом раздался звонок из посольства Германии, клерк сказал: «Фрау Тараканова, ваша виза готова», и я вспомнила, куда отдала «потерянный» документ.
У меня в кармане занервничал мобильный, я достала телефон и услышала голос Шумакова:
– Ну как?
– Гениальная идея отвести их в «филиал ЦУМа», – ответила я. – Можно расслабиться, Марфа с Катериной здесь проведут неделю и не заметят, как дни сменяются ночами! Слышишь вопли?
– Костюмчик с плиссированной юбочкой! – взвизгнула Марфа. – К нему нужна блузка, розовая. О, вот же она!
– Вельветовая юбка цвета палой листвы! – задыхалась от восторга Катя. – Умираю!
– Оставь баб под наблюдением Михаила Степановича и рули в кабинет Филиппа Леонидовича, – сказал Юра.
– Иес, босс, – отчеканила я и подошла к дяде Мише, который сел на диванчик, приткнувшийся в небольшой нише.
Любопытство победило воспитание, я спросила:
– Откуда здесь прорва вещей с неснятыми бирками?
Дядя Миша потер глаза.
– Алла Константиновна э… забыл… название смешное… типа алкоголик по шмотью.
– Шопоголик? – предположила я.
– Точно, – улыбнулся старший Корсаков, – дети выросли, заботиться о них теперь не надо. Хозяйство она тоже не ведет, всем экономка рулит, Джорджина.
– Американка? – удивилась я.
– Англичанка, – поправил меня дядя Миша, – ее из Лондона привезли. По‑русски не говорит, разве что «здравствуйте», «спасибо», «пожалуйста».
– Как же ее горничные понимают? – удивилась я.
– Они тайки, тоже нашему языку не обучены, – вздохнул Михаил Степанович, – повар, Жан‑Поль, француз, шоферы – немцы. Из наших только охрана да мы с Фаиной.
– Наверное, трудно работать в доме, где большая часть персонала не владеет русским, – участливо сказала я, – поговорить не с кем.
– Водители в особняк не входят, они при гараже живут, – пояснил дядя Миша, – горничных не видно. Как‑то они умеют себя так ловко вести! Только подумаешь, что девчонка нужна, она уже рядом стоит, улыбается. И фрр! Улетела, на глазах не маячит. Повар готовит здорово, но я его один раз в году вижу, тридцать первого декабря. У Верещагиных обычай, под праздник они челядь собирают, даже дворника зовут, и каждый подарок из рук Филиппа Леонидовича получает. Очень приятно. Презенты дорогие, каждому по желанию. Верещагин заранее узнает, кто чего хочет, в разумных рамках, конечно, и покупает.