Замок и ключ
Шрифт:
Мама. Кора даже не сомневалась, что я говорю о ней. А о ком еще? Разве в моей жизни были потери тяжелее, чем эта? Конечно, нет.
Кора стояла сзади, что-то говорила, пытаясь меня утешить. Сквозь плач я слышала ее слова о том, что все обязательно будет хорошо, и знала — сестра искренне в это верит. Но я знала еще кое-что: потеряться легче, чем найтись. Именно поэтому мы всегда кого-то ищем, но нас самих редко находят — так много замков и почти нет ключей.
Глава 15
— Как видите, я работаю в основном с серебром и драгоценными камнями, — сказала Харриет,
— Понятно, — ответила журналистка, торопливо чиркая ручкой, пока фотограф, высокий и усатый, перевешивал один из кулонов-ключей, перед тем как сделать очередной снимок. — А сколько времени вы уже здесь работаете?
— Шесть лет.
Журналистка снова застрочила в своем блокноте, а Харриет бросила тревожный взгляд на киоск с витаминами, где стояли мы с Реджи. Я показала ей большой палец, она кивнула и вновь повернулась к репортерше.
— Харриет — молодец! — заметил Реджи, продолжая выкладывать пирамиду из бутылочек с препаратом «Омега-3», главное украшение новой экспозиции «Рыбий жир пей, телом молодей!». — Не понимаю, почему она так волнуется.
— Потому что это Харриет, — ответила я. — Она всегда нервничает.
Реджи вздохнул и добавил еще одну бутылочку.
— Это из-за кофеина. Уверен: перестань она пить кофе и вся ее жизнь изменится.
Честно говоря, жизнь Харриет уже поменялась, хотя кофе был ни при чем. Причина крылась в ключиках — с Рождества Харриет называла свои поделки только так, — они продавались словно горячие пирожки, став чем-то вроде местного феномена. Внезапно к нам стали приезжать покупатели из соседних городов; люди звонили даже из других штатов, интересуясь, принимаем ли мы заказы по почте (да), или есть ли у нас сайт в Интернете (в разработке, скоро начнет действовать). Когда мы не отвечали на звонки и не отправляли заказы, Харриет делала новые ключи, экспериментируя с цветом, формой и разными камешками. Еще она добавила к коллекции браслеты и кольца — на пробу. Чем больше ключей она создавала, тем больше их продавалось. Казалось, все девчонки в моей школе носят украшения Харриет, что было, мягко говоря, странно.
Эта журналистка вела в местной газете колонку о стиле, и Харриет всю неделю готовилась к интервью, делала новые безделушки и подолгу задерживалась на работе вместе со мной — чтобы магазин выглядел идеально. Теперь мы с Реджи смотрели, как она по просьбе репортерши позирует перед витриной и ослепительно улыбается в камеру, на шее — ключик, украшенный стразами.
— Погляди на нее, — сказала я. — Настоящая суперзвезда!
— Точно, — кивнул Реджи, поставив очередной флакончик. — Но вовсе не потому, что она вдруг стала знаменитой. Харриет всегда была особенной.
Его слова прозвучали легко, как нечто само собой разумеющееся, и у меня защемило сердце:
— Знаешь, ты должен сказать ей об этом, — предложила я, когда он открыл другую коробку. — Я имею в виду — о своих чувствах.
— О, я уже говорил.
— Неужели? Когда?
— На Рождество. — Он взял флакончик с капсулами акульего хряща, внимательно изучил этикетку и отложил в сторону. — Однажды вечером, после закрытия, мы пошли с ней в бар. Я выпил пару коктейлей и не успел опомниться, как все выложил.
— И что?
— Ничего, — вздохнул Реджи. — Харриет сказала, что ей сейчас не до отношений.
— Не до отношений? — переспросила я.
— Именно
— Реджи, это ужасно! — тихо произнесла я.
— Все нормально, — ответил он. — Я давно знаю Харриет, она не хочет себя связывать.
Я вновь посмотрела на Харриет. Ее лицо раскраснелось, и она весело смеялась, пока фотограф делал еще один снимок.
— Она просто не знает, что теряет!
— Спасибо на добром слове, — сказал Реджи, словно я похвалила его рубашку. — Иногда следует довольствоваться тем, что человек может предложить, пусть это и не совсем то, чего бы нам хотелось. В любом случае это лучше, чем ничего, понимаешь?
Я кивнула, хотя и не разделяла его мнения, особенно с тех пор, как мы с Нейтом поссорились на День святого Валентина. Пространство между нами, которого когда-то мне не хватало, теперь было просто огромным. Все закончилось.
В школу он меня тоже не подвозил — после пары молчаливых и не самых приятных поездок. В конце концов пришлось раскопать старое автобусное расписание, настроить будильник и воспользоваться тем, что учительница по математике, мисс Гуден, была ранней пташкой и охотно помогала ученикам до уроков. Я попросила Жервеза передать информацию Нейту, что он и сделал. Если Нейт и удивился, то не показал виду. Впрочем, в те дни он почти ни с кем не общался.
У меня по-прежнему хранился его подарок, но только потому, что я не знала, как его вернуть. Коробочка так и лежала у меня на зеркале, неразвернутая и с бантом, пока я не убрала ее в комод. Наверное, меня должно было бы интересовать, что там, внутри, но, если честно, мне было все равно. Может, потому что я поняла: о некоторых вещах лучше не знать.
Что касается Нейта, то он все время работал. Как у большинства учеников выпускного класса — кроме тех, кто не с самыми высокими оценками перевелся из других школ и теперь пахал изо всех сил, чтобы попасть в колледж, — у него было довольно свободное расписание, а также возможность увильнуть от занятий. Почти все старшеклассники проводили это время во дворе школы, общаясь с друзьями, или ходили в «Джамп-Джава» за кофе, а Нейт, когда бы я его ни встретила, был в постоянном движении: с телефоном у уха, порой нагруженный коробками, он сновал к машине и обратно. Я решила, что их с отцом контора, должно быть, процветает, хотя в этом и была некая ирония судьбы. Нейт постоянно всем помогал, о ком-то заботился, кого-то спасал. Как будто бы для выходцев из неблагополучных семей — вроде нас — существовало только два пути: либо думать только о себе, как когда-то делала я, либо заботиться обо всех остальных, как Нейт.
Я размышляла об этом всякий раз, когда проходила мимо столика с табличкой «Помогите!», за которым Хизер Уэйнрайт собирала пожертвования или подписи. После Дня благодарения я относилась к ней довольно предвзято, так как думала, что она бросила Нейта, но теперь, по очевидным причинам, смотрела на их разрыв несколько по-иному. Я стала часто останавливаться у столика: взглянуть, какое очередное благое дело пропагандирует Хизер. Обычно она разговаривала с другими людьми, а мне только улыбалась, не забыв сообщить, что, если у меня возникнут вопросы, она готова на них ответить. Однажды, когда я изучала буклеты о спасении побережий, мы остались вдвоем.