Замок из песка
Шрифт:
Третьякова захотела посмотреть весь мой скудный репертуар, и теперь каждый понедельник я ходила в театр с небольшой спортивной сумкой через плечо. Дважды в месяц меня сопровождал Антипов: в эти дни были репетиции его хора. Я уже относительно спокойно проходила мимо вертушки вахты и вечно открытой двери отдела кадров, сворачивала в полутемный балетный коридор на втором этаже, привычно зажимала нос, минуя затуманенную сизым дымом курилку на лестнице. Но до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что в один прекрасный момент
И, естественно, встреча случилась тогда, когда я меньше всего этого ожидала. В тот понедельник мы с Антиповым, проторчав двадцать минут на остановке перед домом, опаздывали и поэтому ужасно торопились. Еще на аллее перед Оперным на моих ботиночках развязался шнурок, но наклоняться и завязывать новый бантик было некогда. Я решила, что добегу так, а в следующий раз затяну шнурки на морской узел. Однако уже на лестнице стало ясно, что добежать до класса не удастся: язычок ботинка окончательно вывалился, а шнурки тянулись по полу за ногой, словно усы аквариумного сомика.
— Слушай, давай здесь попрощаемся, — сказала я Валере, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу и жалобно посматривающему на часы. До его хорового зала нужно было подниматься еще на четыре лестничных пролета. — Я-то уже почти пришла, а ты из-за меня опоздать можешь.
— Ну давай! — охотно согласился он. Помахал мне рукой и, уже взлетая по лестнице, крикнул: — Только на выходе подожди меня обязательно! Не знаю, точно или нет, но, возможно, у меня будет для тебя кое-что интересненькое…
Скорее всего Антипов собирался достать для меня очередной рецепт гадкого риса. На мгновение мне стало грустно: Валера очень придирчиво следил за соблюдением его рекомендаций.
Но вежливо отказываться было поздно: коричневый жилет моего соседа уже исчез из виду. Я отошла к окну и принялась завязывать шнурок, причем лицом развернулась к коридору, в котором находился мужской репетиционный класс и из которого в любой момент мог появиться Алексей. И, конечно же, стоило мне наклониться, как за спиной раздалось вежливое покашливание. Я повернула голову и от неожиданности присела на корточки, словно испуганная детсадовка. Иволгин собственной персоной стоял за моей спиной и весело улыбался.
— Пройти можно, девушка? — Даже голос его, забытый за несколько лет, показался мне самым прекрасным в мире. Что уж говорить об обладателе этого голоса? На нем был свободный черный пуловер с у-образным вырезом и спортивные черные брюки с карманами на «молниях». Волосы его, все такие же длинные, были смешно заправлены за уши, отчего лицо приобретало какое-то лукавое выражение.
— Я спрашиваю: пройти можно?
— Д-да, — растерянно прошептала я. И так же, не вставая с корточек, чуточку переместилась. Наверное, со стороны это смотрелось очень смешно. Но Иволгин сдержал усмешку, вздрогнувшую в уголках его губ, и подал мне руку:
— Вы откуда такая испуганная? Работать сюда устраиваетесь?..
А рука у него была твердая и теплая. И подал он ее, наверное, не осознавая профессиональности жеста, как подают на уроках партерной поддержки. Его пальцы сжали мою кисть совсем легонько: так, чтобы только не дать упасть.
— Нет… не работать, — пробормотала я, не в силах отвести взгляда от его лица, такого желанного, такого любимого, с янтарно-карими глазами и длинными стрелами прямых ресниц. Наверное, в этот момент он тоже что-то вспомнил, потому что посмотрел на меня с неуверенным интересом и спросил:
— Простите, а мы с вами?.. То есть вы…
Рука его все еще сжимала мои пальцы.
— Нет! — только и смогла выдохнуть я и, резко мотнув головой, побежала прочь по коридору. Голенище моего ботинка хлопало о ногу, а сзади позорно тянулись усики так и не завязанных шнурков.
Отзанималась я в тот день так себе. Даже Третьякова отметила мою нервозность и лихорадочную возбужденность. Но пожалела, мучить и ругать не стала, а отпустила на все четыре стороны, попросив только в следующий раз приходить в нормальном состоянии.
Валеру, естественно, пришлось ждать не меньше часа. И я прокляла все на свете, сидя на лавочке под доской объявлений местного профкома и третий раз перечитывая забытый кем-то августовский номер «Огонька».
Антипов, сияющий и расправляющий плечи гордо, как молодой орел, появился без пятнадцати час.
— Дождалась? — интимно улыбнулся он, поведя бровями. — Ну и правильно сделала! Я же говорил, что будет кое-что интересненькое… Пойдем!
Мне не терпелось рассказать ему про встречу с Иволгиным, но Валера при каждой моей попытке вставить слово демонстративно закрывал уши и говорил:
— Молчи, женщина! Я не желаю слушать твою легкомысленную болтовню, я хочу предвкушать!
Что именно хотел «предвкушать» Антипов, я поняла, когда мы остановились перед облезлой дверью с табличкой «Архив».
— Вот, — сказал он, разведя руками удовлетворенно и в то же время немного виновато, — брать отсюда ничего нельзя, но смотреть можно все, что угодно… Девочка одна из нашего хора здесь работает. В общем, я с ней договорился…
Девочка из хора, оказавшаяся почтенной дамой лет пятидесяти, проявила поразительную тактичность, удалившись в дальний угол архива за бесконечные ряды стеллажей и только попросив Антипова на прощание:
— Валера, ну, я на тебя надеюсь? Все будет в порядке, да?
— Да, конечно! — с энтузиазмом подтвердил он и тут же принялся меня инструктировать. — Папки менять местами нельзя, отделять листы один от другого нельзя, трогать грязными руками нельзя… Что еще? Естественно, фотографии не отрывать…
Я слушала вполуха, а сама жадно шарила глазами по длинному ряду папок, стоящих в разделе «Личные дела артистов балета». Папка с карандашной надписью: «Иволгин А.А.» стояла последней в нижнем ряду. Наверное, мои пальцы слишком заметно дрожали, потому что Валера с усмешкой взял ее из моих рук и с демонстративной любезностью развязал потрепанные и разлохмаченные завязки.