Замок из песка
Шрифт:
Первым, что я увидела, была фотография. Алексей, совсем еще молоденький, с модной по тем временам косой челкой и неуверенной улыбкой на губах, напряженно всматривался в объектив. На этом снимке ему было не больше восемнадцати. Но в прищуре глаз, в изломе губ, в чуть восточной линии широковатых скул уже читалось, каким станет он через десять лет. Глазами молоденького, неопытного мальчика на меня глядел мой единственный, мой любимый Леша.
Потом я прочитала автобиографию, написанную корявым почерком двоечника, узнала, что родители у Иволгина военные и что родился он в 1963 году далеко, в Молдавии. Узнала, что учил мой Лешенька французский язык, но читать может только при
Еще в личном деле был приказ о присвоении Алексею Иволгину звания артиста балета высшей категории и объявление благодарности за то, что на гастролях он танцевал «в больном состоянии» и, следовательно, выручил балетную труппу. Но больше всего меня заинтересовала учетная карточка, в которой был его нынешний адрес. Алексей действительно жил на другом конце города, в престижном районе, очень далеко от меня. Зато теперь я ясно могла представить, как он выходит утром из подъезда, как идет на автобусную остановку мимо высоких белых девятиэтажек и как черноволосый сын машет ему из окошка. Кстати, в той же карточке сообщалось, что сын — Артем Иволгин, 1982 года рождения, а жена — Мария Иволгина — 1964-го. Произведя в уме несложные вычисления, я сообразила, что поженились они в весьма юном возрасте, а значит, наивный мальчик, глядящий на меня с фотографии, был в то время не таким уж наивным и уже, наверное, вовсю целовался со своей будущей женой…
В училище я явилась в весьма приподнятом расположении духа. Эпизод с завязыванием шнурков перестал казаться мне кошмарным. Кроме того, после посещения архива я чувствовала себя так, будто приобщилась к жизни Алексея, пару часов проболтав с ним в местной «Кофейне».
В раздевалке никого не было. Девчонки, видимо, уже стояли в классе у станка. Но странным казалось то, что в коридоре висела напряженная тишина. Мало того, что никто не тренькал на рояле, но никто даже и не разговаривал. Предчувствуя, что опаздываю второй раз за день и занятие уже началось, я толкнула скрипучую дверь класса. И сразу же почувствовала, что эта жуткая тишина накрывает меня, как птицу силок. Девчонки и в самом деле стояли у станка, а от рояля к окну, скрестив руки на груди, ходил Георгий Николаевич. Он был немного пьян, немного задумчив, немного счастлив. Зато мои одногруппницы, все как одна, молчали зло и нехорошо.
— Ну, здравствуй, Настенька! — сказал Гоша, поднимая на меня увлажненные светлыми старческими слезами глаза. — Мы тут уже десять минут о тебе разговариваем, а тебя все нет…
Не зная, что ответить, я замялась на пороге. Впрочем, Гоша и не нуждался в моем ответе. Обернувшись на девчонок, он продолжил прерванный монолог, предназначавшийся теперь для меня:
— Вот я и говорю: что значит, человек занимается!.. Она пришла почти на год, на год позже вас! Она ничего толком не умела и жила черт знает где, а не у мамы на полном пансионе!.. Вы же! — Он раздраженно махнул рукой. — А, что с вами говорить! Если нет настоящего желания заниматься балетом, то ничего не получится! А настоящее желание — это труд до седьмого пота! До боли, до крови!.. Тебя, Лебедева, кстати, касается! Кто тебя надоумил под пуанты гольфы надевать? Лучше бы ты их сверху надела, обувь пожалела! Так нет же: ноженьки собственные жалеем, ноженьки!.. А она, вон, не жалела!
Гоша снова кивнул на меня и принялся уже за Вероничку:
— А ты… Думаешь, родители за тебя и в театре платить будут? Пусть хоть миллион заплатят, но Одетту тебе не станцевать! Это же надо так себя распустить! Еще в начале года ты превышала норму на шесть килограммов! А сейчас на сколько?!
Сильно и брезгливо ущипнув Артемову за бедро, он отошел к роялю и устало кивнул концертмейстерше:
— Сейчас начнем…
Воспользовавшись паузой, я подбежала к станку и встала на свое место. Милка Лебедева, стоящая сразу за мной, зачем-то отступила на шаг назад.
— А что случилось-то? — спросила я, не оборачиваясь.
Милка услышала, но никак не отреагировала. Зато Георгий Николаевич подошел ко мне со вновь увлажнившимися глазами и со стариковским пафосом произнес:
— Радость! Радость большая у нас случилась!.. Надежда Ивановна Третьякова очень довольна твоими успехами, и с этого дня ты будешь заниматься по индивидуальной программе. Немного со мной, но в основном с ней… Жизель ты будешь готовить! Поняла? И Кончиту!
В первый момент я не ощутила ни радости, ни удивления, только тупое недоумение: «Как же так может быть? Наверное, что-то перепутали?»
Потом Гоша заставил девочек поаплодировать мне. И только эти сухие хлопки, почему-то похожие на пощечины, немного привели меня в чувство.
— Когда? — было первое, что произнесли мои пересохшие губы.
— Что когда? Когда танцевать?.. Ну, когда подготовишь, тогда и танцевать. Я думаю, еще очень не скоро. Надежда Ивановна — педагог требовательный, поблажек не будет…
— А с кем?
— В смысле, с кем? — опешил Георгий Николаевич. — Тебя будущий партнер, что ли, интересует? Да какая разница? Ты ведь ни с кем из них еще не танцевала, никого не знаешь!.. Эх, Настя, Настя! До тебя еще, по-моему, не дошло, что ты будешь репетировать Жизель! Не с третьей линии кордебалета жизнь начинаешь! И даже не с двойки виллис! С Жизели! Понимаешь, с Жизели!
Переспрашивать я постеснялась. Но Гоша, вернувшись к роялю, видимо, вспомнил о моем вопросе:
— А с кем танцевать, говоришь?.. Ну, не знаю… «Жизель», я думаю, с Андреем Вихревым. Он из тех Альбертов, что у нас есть, больше всего тебе подходит. Хороший мальчик, крепкий!.. Впрочем, это, конечно, решит Надежда Ивановна… А по поводу Кончиты?.. Ну, там, наверное, с Лешей Иволгиным. Он тоже ничего — надежный партнер, опытный. Поможет тебе, я думаю…
Урок Георгий Николаевич сегодня вел особенно энергично и яростно.
— Не расползаться! — кричал он, стуча указательным пальцем о крышку рояля. — Не расползаться! Пример подруги должен вас вдохновлять на труд, а не на зависть!.. Фраппе бьем так, чтобы под коленками синяки оставались! У всех самолично проверю! А то сучат, как воробышки ножульками!.. На Суслову, на Суслову посмотрите!
— А что на нее смотреть? — подал голос кто-то из середины. — Сколько можно?! Ах, Настенька талантливая! Настенька божественная! Да если бы вы с нами столько, сколько с ней, занимались!.. Просто сразу на нее поставили, как на лошадь скаковую…
— С вами заниматься?! — рявкнул Гоша, грозно упирая руки в бока. — Да если бы от вас была хоть сотая часть той отдачи, которую дает она! У вас же одни мальчики в голове!
— А у Сусловой, несомненно, сплошной балет!
Вероничка заметила это вполголоса. И Георгий Николаевич ее не услышал…
В раздевалке меня не то чтобы демонстративно сторонились — просто предпочитали держаться на расстоянии. На просьбу подать откатившуюся заколку отказом не отвечали, но заколку отдавали холодно, стараясь не соприкасаться пальцами. Я тысячу раз пожалела, что не полезла за ней под лавку сама, тысячу мысленных ругательств послала Гоше, умудрившемуся преподнести сегодняшнюю новость в самом невыгодном для меня свете. Короче, мне ужасно хотелось плакать, когда на скамейку рядом со мной присела миролюбиво улыбающаяся Артемова.