Замок из песка
Шрифт:
Он неожиданно насупился и, вытащив из подставки сразу все салфетки, смял их в кулаке.
— Я-то понимаю, ты ничего не понимаешь!
— А чего не понимаю я? — Мои плечи продолжали судорожно вздрагивать. — Твоей юношеской драмы? Или твоих нежных и романтических чувств ко мне? Ты уж выражайся конкретнее!
— Я отношусь к тебе как к другу. — Валера разжал кулак, и салфетки выпали из него скомканными белыми лепестками. — Но сейчас ты в истерике, поэтому и разговаривать с тобой бесполезно, и обижаться на тебя нельзя…
— Господи, ну ты-то откуда знаешь? Успокоить меня решил? Спасибо тебе, конечно, на добром слове, но…
— Я знаю. — Он, не надевая очки и стараясь не щуриться, посмотрел мне прямо в глаза. — Я знаю, Настенька. Потому что вот я как раз «голубой»…
То, что он сказал, дошло до меня не сразу. Потом я зачем-то перевела взгляд на смятые салфетки и его аккуратно подстриженные ногти. Потом потерла лоб дрожащими пальцами.
— Убежать хочется и руки помыть? — Валера усмехнулся. — Можешь не оправдываться. Это только теоретически к нам нормально относятся, а если узнают, что кто-то из знакомых… В общем, твоя реакция абсолютно типична.
— Да нет же! — торопливо проговорила я и зачем-то ляпнула: — У меня и партнер на «дуэте» тоже… Наверное. Я точно не знаю.
— А что, интересно было бы узнать? — Он горько искривил губы. — Впрочем, тебе интересно про Иволгина. Так что слушай… Был у меня один знакомый, танцевал в кордебалете нашего Оперного. Немолодой уже человек, во всяком случае твоего Алексея знал молоденьким пацаном. Знакомый этот был гей, любимого человека у него к тому времени… Впрочем, это неважно… Понимаешь, в нашем кругу ведь все друг друга знают. Мы с ним обсуждали иногда ребят из балета, Иволгина в том числе… Короче, мой знакомый имел в свое время на него виды, но тот оказался стопроцентным натуралом.
Народ в «Кофейне» постепенно прибывал. Один за другим вспыхивали на столиках парусники-светильники. Из подсобного помещения в зал вышли еще двое официантов в белых рубашках с короткими рукавами и классических черных бабочках. Запахло дорогими дамскими сигаретами.
— Валер, — я осторожно тронула его за руку. — Валер, прости меня, пожалуйста… А с той девушкой… Что там было? Расскажи мне…
— Не нужно. — Он отвернулся от окна и попытался улыбнуться. — Ты теперь ко мне по-другому станешь относиться?
— С чего ты взял?
— По-другому, по-другому… Сама просто еще не знаешь! Вон из-за Иволгина чуть с ума не сошла!
— Но это же совсем другое дело!
— Понятно! — Валера по-клоунски развел руками. — Просто тебе было бы, наверное, легче, если бы и я оказался нормальным… И мне, наверное, тоже…
Я не знала, что уместно, а что неуместно спрашивать в подобном случае, поэтому промолчала. Но он продолжил сам, в который уже раз протерев стекла очков салфеткой.
— Не в том смысле легче, что я жалею… Нет, дело в другом. В нашем мире все ведь гораздо сложнее, чем в вашем. Я ведь даже на улице с парнем не могу познакомиться, не опасаясь получить по морде. Да и потом, не котируются красавцы вроде меня с ростом метр семьдесят, очками и бронхиальной астмой… А тот человек. Он уехал в другой город и обратно уже не вернется…
Что-то невыразимо жалкое было в том, как он сидел: опустив голову, ссутулив плечи, прикусив губу. Мой вечно веселый Валера, отважно сражавшийся с участковым милиционером, готовивший для меня отвратительный рис и регулярно выслушивавший мои жалобные истории.
— Может быть, я могу как-нибудь помочь? — Собственный голос показался мне фальшивым и отвратительным. — Ну, узнать там у наших ребят, познакомить тебя с кем-нибудь…
— Настя, ну не надо меня совсем уж обижать! — Антипов вскинул на меня свои близорукие карие глаза. — У нас тоже есть любовь, как это ни смешно… Ты же не станешь знакомиться абы с кем, лишь бы мужчина?
По дороге домой мы разговаривали о всякой ерунде, аккуратно обходя личные темы. Валера старался быть веселым и вести себя как обычно. Я тоже. И только у самой двери сделала ужасную глупость, ляпнув:
— Спасибо тебе большое! Завтра же подойду и плюну Артемовой прямо в морду!
— Да! — усмехнулся он, поправляя ногой коврик перед своей квартирой. — Она ведь оскорбила твоего Иволгина, назвав его «голубым»!
Но к утру моя ярость немного поулеглась. И в класс я вошла, храня на лице абсолютно непроницаемое выражение. Вероничка в длинных вязаных гетрах брела с лейкой вдоль станка, лениво брызгая водой себе под ноги.
— Вероника, — я облокотилась на палку и выставила далеко вперед ногу, мешая ей пройти, — можно перекинуться с тобой парой слов?
— Пожалуйста, — осторожно согласилась она.
— Это касается нашего вчерашнего разговора… Если я еще раз где-нибудь услышу эту мерзкую сплетню про Иволгина, то просто тебя убью. Обещаю! А ты сегодня же скажешь всем девчонкам, что соврала — просто так, по злобе, под плохое настроение… В общем, это уже твое дело, как выкручиваться. — А с чего ты взяла, что я соврала? — Вероничка несколько высокомерно приподняла левую бровь.
— С того, что твой Юрик просто не мог такого сказать. Это я знаю точно.
— Ты его допрашивала, что ли? Вот сумасшедшая!
— Его не его — тебя не касается! И вообще…
— Да ладно тебе! — Артемова неожиданно миролюбиво похлопала меня по руке. — Ну, ляпнула, не подумав… А Юрик правда говорил про кого-то из балета, только фамилию не называл… И потом, я даже не предполагала, что ты поверишь. Обозлилась просто вчера и на Гошу, и на тебя… Ну, извини! В самом деле, извини… Я рада, что твой мальчик оказался нормальным. Можешь танцевать с ним любовь!