Замок "Мертвая голова"
Шрифт:
Фон Арнхайм откинулся на разноцветные подушки дивана, наблюдая за голубыми бликами на черных колоннах. Под рукой у него стоял бокал бренди. Он был умиротворен, имел почти виноватый вид и с удовольствием курил сигарету. Герцогиня рассеянно тасовала колоду карт.
– Не знаю, – произнес фон Арнхайм, – какая версия была у моего друга Банколена. Но боюсь, ему не хватило воображения! Он с самого начала отвергал предположение, что Малеже жив. Боюсь, он хотел направить меня по ложному пути.
Фон Арнхайм насмешливо выпустил кольцо дыма и продолжил:
– Но как бы то ни было, он спортсмен. Он тепло поздравил меня. Разумеется, сделать выводы было не так уж трудно. Отправным пунктом стал таинственный человек, которого видели с факелом на зубчатой стене. Ясно, что он не мог после
Он пожал плечами:
– Даже узнав о секретном ходе, я не изменил своего мнения. Кто вероятнее всего знал об этом ходе, как не Малеже, которому был известен в замке каждый потайной уголок, каждая трещинка? Напротив, я получил еще одно недостающее звено. Я понял, как пистолет незаметно положили в карман пальто, что висело в шкафу Майрона. Кстати, вы помните, однажды мы слышали чьи-то шаги в комнате Элисона, но, когда вошли, никого там не застали? Разумеется, это был Малеже. Сразу после того случая я переправился через реку, чтобы найти другой вход. С помощью нескольких полицейских я без труда обнаружил его. Он находится под искусно скрытой каменной плитой на склоне холма. Лестница спускается к каменному сводчатому тоннелю, проходящему под рекой. В этом месте Рейн не очень глубок… но как умели работать каменщики в пятнадцатом веке! Тогда строили на века. Пол тоннеля был покрыт илом и грязью. Почти у подножия лестницы я нашел Малеже, лежащего без сознания. С ним было все кончено. Он не мог произнести двух членораздельных слов; полицейский врач утверждает, что знаменитый фокусник не проживет до конца недели.
– Что ж, – мрачно произнесла герцогиня, – пока он жив, о нем будут заботиться самым тщательным образом. Этот мой братец… – Сцепив руки, она посмотрела на карты, плотно сжала губы и тряхнула головой, чтобы отогнать сентиментальность. – Минутку! Вы добрались до конца тоннеля на нашем берегу и поняли, что мы проглядели его во время наших дневных поисков?
– К сожалению, у меня не было времени анализировать. Мне нужно было во что бы то ни стало расспросить Малеже. Разумеется, бесполезно. Но… – Он заколебался.
– Ну? – не выдержал я.
– Идя по переходу, я заметил одну любопытную деталь. Пол, как вы можете себе представить, настолько покрыт илом, что в нем можно увязнуть по самые лодыжки. И на нем я заметил следы Малеже. Но ближе к нашему берегу реки я увидел участок размазанной грязи, словно Малеже водил по ней метлой, пытаясь замести следы.
– Метлой! – потрясенно воскликнул я. Фон Арнхайм медленно повернул голову:
– Ну да, мистер Марл! Что странного в метле?
– Нет-нет, – поспешно извинился я. – Просто мне кое-что пришло в голову. Может быть, продолжите?
– Я также обнаружил выкинутую гильзу от маузера. Выстрел, очевидно, был произведен в подземном переходе. Последовательность событий совершенно ясна. Малеже каким-то образом, наконец, удалось сбежать. Как именно, мы никогда не узнаем. Вероятно, охранник на время ослабил бдительность. Скорее всего, по небрежности оставил дверь незапертой. Если вы помните, охраннику сначала разбили голову, а потом застрелили. Предположительно, Малеже напал на него сзади и ударил так, что тот лишился сознания… Малеже, должно быть, долго вынашивал план мести. Он, наверное, много лет молился о том, чтобы судьба дала ему шанс. Поэтому, освободившись, устремился к потайному ходу, ведущему к дому его врага…
– Один момент, пожалуйста! – вмешался я. – Потайных ходов ведь два, не так ли? Один ведет из самого замка вниз по холму, а другой от склона холма под реку?
Фон Арнхайм кивнул, смакуя бренди.
– Вы вспоминаете, – обратился он ко мне, – переход между стенами с ложным окном, который Бан… который мы обнаружили в ту ночь, когда нашли тело охранника? Вход в подземный тоннель, проходящий по склону холма, находится в чулане за комнатой охранника. Малеже прошел между стенами с ложным окном в чулан охранника и там нашел керосин. Затем он спустился, сначала под холм, а потом под реку. Свет ему не требовался – он так давно жил в полумраке, что свет лишь ослепил бы его. Долгие годы он вынашивал дьявольскую идею. Решил ли он сжечь Элисона, как только освободится, или омерзительный, но гениальный замысел созрел в его голове, когда он наткнулся на керосин, мы, конечно, сказать не можем. Во всяком случае, он вошел в нижний переход.
Еще одна свеча догорела дотла, вспыхнула и погасла. Вокруг нас сгустилась глубокая тень, и свет звезд, проникающий сквозь стеклянный потолок, залил комнату таинственным голубым сиянием. А у меня перед глазами все стоял худой, рыжеволосый призрак, шатающийся в своем последнем, отчаянном усилии. Холодные глаза фон Арнхайма снова стали мечтательными.
– Мы видим зловещий, покрытый илом переход под рекой. Мы видим стены, густо заросшие плесенью, и арки, в течение четырехсот лет выдерживающие тяжесть Рейна. Мы видим это, потому что приближается фонарь Элисона. Именно той ночью ему взбрело в голову повидать своего пленника. Малеже слышит шаги шлепающего по грязи человека. Он подается назад, но фонарь внезапно ослепляет его… Какая мука боли, черных лет и кровавого пота, пытки и цинги вылилась в одном ужасном пронзительном крике Малеже, безумном и торжествующем? А Элисон – думаю, у него остановилось сердце, а колени стали ватными, когда его фонарь внезапно высветил этот рыжеволосый ужас, устремивший к потолку обезьяньи руки. В грязном тоннеле под Рейном он увидел саму Смерть. Он всегда брал с собой пистолет, но вряд ли в этот раз успел выхватить его прежде, чем Малеже набросился на него. Не думаю, что выстрелы были сделаны умышленно. Полагаю, это произошло во время драки…
– Послушайте… Полегче со словесными портретами, ладно? – вставила герцогиня. – Я имею в виду, Стеклянный Глаз, что я не особенно любила Майрона, но… – Женщина неловко пошевелилась.
Фон Арнхайм прервался и снова неохотно, с холодной вежливостью повернул голову.
– Простите, – сказал он.
– Я имею в виду, – ворчала герцогиня, – что вы представляете все как в проклятом дешевом бульварном романе, Стеклянный Глаз. Когда дело касается тебя, это не так уж увлекательно. И мы знаем, что его притащили в замок. Полагаю, Малеже застрелил охранника, чтобы тот его не выдал. Гмм. – Она вынула из сумочки сигару и беззастенчиво чиркнула спичкой о подошву туфли. – Есть только один забавный момент, – сердито буркнула мисс Элисон. – Почему Малеже вернул пистолет в дом и засунул его в карман пальто Майрона?
– Что было в голове этого человека, мисс Элисон, мы никогда не узнаем…
– И мне хотелось бы знать, – вмешался я, – почему, если Д'Онэ тоже причастен к этому, Малеже не напал и на него?
Фон Арнхайм повернулся ко мне и мягко упрекнул:
– Дорогой мистер Марл, откуда он мог знать, что Д'Онэ тоже находится в доме Элисона? Он не разгуливал по дому, разглядывая гостей. А он не ясновидящий. После убийства Малеже мог только спрятаться в замке «Мертвая голова». Он мог лишь повесить тело охранника там, где его держали узником…
Арнхайм замолчал. Дверь в коридор, высокая, остроконечная дверь, медленно открывалась. При желтом свете показалась фигура Банколена. Его тень заняла всю тускло освещенную комнату, а весь его вид не предвещал ничего хорошего. Он кивком поманил фон Арнхайма. Немец допил бренди и встал.
– Вы хотели знать, – произнес Банколен, – что на самом деле произошло с Д'Онэ? Идемте со мной.
Мы вышли в узкий коридор в боковой части замка, где витая лестница вела вниз, под купол. Еще по одной лестнице мы спустились к галерее, выходящей в главный холл. Даже герцогиня шагала легко. Мы остановились на одной стороне галереи. Все свечи уже догорали, хотя ни одна не была погашена. Размягченные, дрожащие массы воска обволакивали железный канделябр за окном из желтого стекла, напоминающим нос мертвой головы… Галерея представляла собой три стороны квадрата, с широкой лестницей, покрытой черным ковром, в центре. Сквозняк раздувал пламя свечей, закрепленных в настенных подсвечниках в задней части лестницы. Черные миланские доспехи, казалось, крепко сжимали мечи своими латными рукавицами. Их позолота сверкала, но впечатления они не производили. Перед нашим взором предстала процессия, спускающаяся по лестнице.