Замок с превращениями
Шрифт:
Уехал старый барон рано утром и к полудню уже стучался в ворота замка барона Креукса. Его впустили, пригласили сразу к столу, но отказался Генрих Оттенгейм от угощения, велел звать барона для переговоров.
Креукс вышел к Оттенгейму. Долго барон Генрих перечислял своему соседу все известные факты разбоя, выставил вилланов свидетелями, которые, присягнув святой деве Марии, клятвенно подтвердили слова барона Генриха Оттенгейма.
– Итак, - выслушав Оттенгейма и вилланов, заговорил Азриэль фон Креукс, обращаясь к свидетелям, - вы утверждаете, что сами видели слуг моих, занимавшихся таким разбоем?! - нахмурясь, спросил Азриэль.
– Сами видели, уважаемый
– Так-так!.. - грозно проговорил Азриэль. - Всех слуг сюда! приказал он своему старому сенешалю Маркусу. - Всех до единого! А вы, господа, если кого увидите и опознаете, то укажите, я вмиг того мерзавца на сук вздерну!
Всех слуг собрали в большом зале дворца. Всех провели мимо вилланов и барона Генриха Оттенгейма, но никого не опознали вилланы.
– Все ли слуги здесь?! - грозно спросил барон Азриэль фон Креукс.
– Все до единого! - ответил Маркус.
Креукс выдержал паузу, взглянул на вилланов и Генриха Оттенгейма. Недоверчивыми были их лица и взгляды, не верили они барону, и Азриэль, помрачнев, проговорил:
– Я разрешаю вам обыскать каждый сантиметр моего дворца, и если вы убедитесь, что я обманул вас, - докажите мне это! - сурово воскликнул хозяин замка.
Согласился Генрих Оттенгейм на такое решение Креукса, приказал обыскать замок, хоть и знал, что не подобает так вести себя с бароном, но уж слишком зол и гневен он был. Почти три часа метр за метром обыскивали Оттенгейм и его вилланы замок Азриэля фон Креукса, но так ничего и не нашли. Обескураженный, пришел барон Генрих к Азриэлю фон Креуксу.
– Я не знаю, ч т о со мной происходит, уважаемый мой сосед, барон Азризль фон Креукс, но я должен просить у вас прощение за такую настойчивость мою!.. Ввели меня в заблуждение вилланы мои и слухи, которых во множестве имеется в округе!.. - поклонясь, проговорил Генрих Оттенгейм. - Видимо, затмение на мой ум нашло!..
– Я не в обиде на вас, барон Генрих, - помолчав, ответил Креукс. Вижу я, что недруги мои именем моим столь великое зло творят, что отныне и сам все силы применю, чтобы злодеев этих сыскать и лично их пред ваши очи привести, барон Генрих!..
Оба барона обменялись клятвами в сем великом деле, Креукс пригласил Генриха и вилланов его отобедать в знак дружбы, на что Оттенгейм с благодарностью согласился.
Обед в честь барона Генриха Оттенгейма отличался таким великолепием, что, пожалуй, и сам герцог бы этому позавидовал. Жареные олень и кабан, приправленные горячим перцовым соусом, жареные павлины и лебеди, пироги с мясом и рыбой, зайцы и кролики, обжаренные на вертеле, приправленные перцем, мускатным орехом, гвоздикой и имбирем. Приправы и пряности возбуждали жажду, и слуги не успевали наполнять кувшины вином. А в конце обеда внесли огромный поднос с фруктами - гранатами, яблоками, финиками. Вошли музыканты и певцы, появились жонглеры, заиграла музыка, ворвались акробаты, один заходил на шаре, другой на руках. Двое подняли обруч, а третий впрыгивал в него, нашлись искусники подражать пению птиц и рычанию зверей.
Генрих Оттенгейм даже пожалел, что не взял с собой Эльжбету, вот бы порадовалась она этим зрелищам.
После обеда Азриэль фон Креукс пригласил гостей сразиться за шахматной доской, обещая через полчаса выступление заезжего аэда, певца исторических песен, но было уже поздно, и барон Генрих Оттенгейм, сердечно поблагодарив хозяина, заторопился домой. Тревожное предчувствие вдруг сжало его сердце, и всю дорогу он неистово нахлестывал коня.
Наконец показался замок. Еще издали он увидел свет в окне дочери и только тогда вздохнул облегченно. Сенешаль сообщил, что все в порядке, никто в ворота к ним не стучался, никто не заезжал, а Эльжбета еще не ужинала, сообщив, что подождет отца. Генрих Оттенгейм даже не стал входить в большую залу, где уже гремели кубками, накрывая стол для ужина, а сразу поднялся в комнату дочери. Он постучал, но ему никто не ответил. Барон толкнул дверь - она оказалась открытой, и он вошел в комнату дочери. Горела свеча, ноты и лютня лежали на столе, точно Эльжбету только что оторвали от музицирования.
Барон спустился вниз, в залу, подумав, что, узнав о его приезде, она спустилась к нему навстречу, и они разминулись, однако и там ее тоже не было. Генрих Оттенгейм забил тревогу, поднял на ноги всех слуг, велел обыскать весь замок, но тщетно: Эльжбета как сквозь землю провалилась..."
– Слушай, чем-то пахнет! - прервав чтение сказал Алик, взглянув на Машу.
– Ой, у меня же чайник на плите! - воскликнула она и бросилась на кухню.
Лавров посмотрел, сколько страниц осталось до конца, но сказка оказалась длинноватой. Он вздохнул, отложил книгу, вышел на кухню. Закопченный чайник уже стоял на полу, и Маша растерянно смотрела на него. Чайник потрескивал, от стенок отскакивала эмаль.
– Тебе влетит? - спросил он.
– Ну... - неопределенно промычала Маша.
– Слушай, а кто ее украл, Эльжбету? - спросил Алик.
На кухню, морща нос, вышел Петухов, увидел чайник.
– Прошляпили? - спросил он.
Маша кивнула. Петухов вздохнул, присел, стал рассматривать чайник.
– Ладно, маме скажу, что это я, хорошо? - Петухов подмигнул Маше. Конечно, крику будет много, но что с меня возьмешь?! Я на бюллетене! Вы сказку-то будете дочитывать? - спросил Петухов.
– А ты что, тоже слушаешь?! - удивилась Маша.
Он кивнул, взглянул на Машу, и она, усмехнувшись, отвела взгляд.
– Да она длинная вообще-то, - сказал Алик. - Лучше своими словами рассказать. Ты же читала? - спросил он у Маши.
– Я не помню подробностей, - ответила Маша. - И потом там не так много, если не читать песню аэда...
– Нет-нет, надо дочитать, я сам буду декламатором! - улыбнулся Петухов, и они пошли дочитывать.
– Только без песни аэда, - напомнил Алик.
И Петухов стал читать дальше.
"Эльжбета очнулась в небольшой комнате, очевидно, служившей спальней: кровать была застелена, рядом стоял кувшин для воды и тазик. На окнах решетки. Эльжбета подбежала к окну и поняла, что она находится в одной из башен незнакомого ей замка.
"Замок барона Креукса"... - догадалась она, но не успела Эльжбета подумать об этом, как вошел он сам. Эльжбета никогда его не видела раньше, ей только рассказывали, но даже если б ей и не рассказывали о нем, она все равно бы узнала его, ибо только таким мог быть человек, о котором ходило столько самых разных слухов. У него была гладкая, как бильярдный шар, голова, нос с горбинкой, глаза, горящие, точно уголь, рот сухой, тонкие губы, кожа с темно-коричневым отливом и глубокими морщинами. В первую секунду казалось, что страшнее и выдумать нельзя, но стоило чуть всмотреться в это лицо, как происходило нечто невероятное: оно вдруг становилось привлекательным, манило, притягивало к себе, а еще через минуту уже восхищало своей тонкостью и изяществом.