Заморозки
Шрифт:
Она не поленилась, сходила в кладовку и принесла банку домашней закрутки. Да уж. В домашней банке огурцы лежат плотно, не пошевелишься, а в магазинной плавают привольно, дети свободы, иллюстрируя задачу трёх тел.
— Да ничего, ничего, съедим и такое, — утешила меня Вера Борисовна.
Положим, я и сам всё это знал. Просто в очередной раз удостоверился, что и другие знают.
Вера Борисовна подала мне второй завтрак. Углеводный. Овсяная каша на молоке, триста калорий. Для восполнения потраченного гликогена.
Я и полежать не прочь. Дело несложное — полежать. У меня для этого и лежанка есть.
Лег. Рядом на столике — «Спидола».
Включил. По «Маяку» — ничего нового.
Выключил и задремал. Во сне гликоген особенно сильно восстанавливается, научный факт.
Привиделся мне парень лет двадцати, тащивший из многоэтажного дома к мусорке стопки книг, перевязанных бечевками.
— Что это делаешь? — спросил я его.
— Да вот… Бабкину квартиру расчищаю. Умерла бабка, квартиру мне оставила, а в ней, сам понимаешь, мусор…
— Это что — мусор?
— Ну!
Я посмотрел. Сиреневая стопка — собрание сочинений Тургенева, серая — Чехова.
— Хочешь — бери себе, — сказал парень. — Даром!
— А ты что, совсем без книг?
— Почему — совсем? Я не дикий. Оставил с полсотни, даже больше. Но эти-то читать кто будет? Только место занимают, да пыль собирают. Так берёшь, нет?
Тут я проснулся. За окном услышал «Панночку» — девочки приехали. Все четыре. Без бабушек.
— Как, Чижик, восстанавливаешься?
— Изо всех сил, да.
Я покатал Ми и Фа на санках, пока снега много, потом попробовали лепить снежную бабу — не лепится, снег сухой, а там и обед подоспел. Уха из нототении.
— Что-то ты не очень весёлый, Чижик, — сказала Лиса.
— Слабо весёлый, — подтвердила Пантера.
— Слабый до умеренного, — не согласился я. И рассказал сон.
— У нас тоже собрания сочинений в шкафу, — сказала Лиса. — И тоже никто не читает. Вот Вальтер Скотт: «Айвенго», «Квентин Дорвард», а остальное никто не осилил, ни родители, ни братцы.
— А ты?
— Это мальчуковый писатель, Вальтер Скотт. Я и «Квентина Дорварда» не прочитала. Страниц сорок разве, а потом решила — зачем мучиться? Но «Роб Рой» мне понравился. Я потом «Капитанскую дочку» воспринимала, как сочинение Пушкина на мотивы Вальтера Скотта.
— А сейчас?
— А сейчас и подавно. Любил Александр Сергеевич европейские сюжеты цап-царапать. Но это, конечно, секрет для школьников.
Мы ещё поговорили на литературные темы, сошлись на том, что для домашних библиотек у классиков лучше всего издавать избранное — один, два, много три тома. А полные собрания сочинений — это для библиотек, причём крупных библиотек. Говорили — будто планировали создать частное издательство. Или кооперативное. А что, вдруг и получится? Вот пойду на речку, поймаю волшебную щуку, она мне
— Что от Андрея Николаевича слышно? — спросил я.
— Ничего, — ответила Ольга. — Звонил, сказал, что всё в порядке, а будет порядка ещё больше. Вот и думай, что это означает.
— Будем думать, — пообещал я.
На ночь девочки вернулись в город.
Нет, автомобиль не роскошь. Отсюда до городских квартир езды двадцать шесть минут, проверено. Средняя скорость — шестьдесят километров в час за городом и сорок по городу. На «троечках» стоят буржуинские придумки, ремни безопасности. И ещё детские креслица. «Вольво» выпускает. Их настоятельно посоветовал барон Шифферс, сам и установил. Гарантий креслице не даёт, но риска меньше. А вообще, купил бы ты что посолиднее «Жигулей».
«Волгу?» — спросил я. Можно и «Волгу», ответил Шифферс. Он себе как раз «Волгу» купил, не новую, двадцать первую, «китовый ус», но в хорошем состоянии. И довел её до совершенства — насколько это возможно. Красивая, да. Тихая. Двигается — будто плывет.
Но «ЗИМ» лучше. Это и Шифферс признаёт. Он теперь начальник, заведует автобазой номерного завода. Вот что значит идти своим путём. Зарплата двести пятьдесят, плюс премии, плюс плюшки. А что мы? Нет, я дело особое, а остальные? То-то.
Я чуть-чуть проехался с девочками, на выезде из Сосновки они меня высадили, и я смотрел им вслед, пока были видны огоньки. Движение сейчас редкое, люди свои машины берегут, а у казенного транспорта рабочий день закончился.
Вернулся в дом — ещё небольшая прогулка. Так и задумано.
Дома опять подсел к «Фестивалю». Вечером и ночью на средних волнах — как на стамбульском базаре. Всего много. Но я начал, конечно, с семичасового выпуска последних известий. Наших последних известий.
Председателем Президиума Верховного Совета СССР избран товарищ Гришин Виктор Васильевич. Единогласно!
Принято решение об увековечении памяти Леонида Ильича Брежнева: переименовать город Набережные Челны в город Брежнев, Черемушкинский район города Москвы в Брежневский район. Ну, и дальше — заводы, институты, корабли, площади, улицы и скверы.
Утверждён состав Политбюро ЦК КПСС. Перечислили. Стельбов включен.
Что ж, ожидаемо. Патрон Стельбова, Андропов, усилил своё влияние.
Далее я поймал шведское радио, но о турне «АББЫ» не говорили. Не ко времени. «АББА» сейчас в Канаде, представляет «Пустыню». Из Канады поедет в Соединенные Штаты, потом выступит в Мексике, Бразилии, Аргентине, затем перелет в Африку, весной — Европа…
Послушаем, что говорит Канада.
Переключился на вечерний диапазон, тридцать один метр.
Что это?
Глушилка. И ещё. И ещё.
Давно их не слышал. После Хельсинкского соглашения они, глушилки, исчезли.
А теперь вернулись.