Замуж за первого встречного или невеста с сюрпризом
Шрифт:
– То-то же! А то платье её без выреза его подкупило! Может, она от клиента возвращалась, который по скромницам с ума сходит? Или ей просто хвастаться нечем, поэтому декольте не носит?
– Скорее второе, - я ему вновь кофе наливаю, а себе заварки побольше в чашку плещу. Непохожа она на продажную. А наш уговор не в счёт. Да и согласилась скорее, не из-за денег, а из банальной жалости, что мужику в такой ситуации обратится не к кому. Ведь сама одинокая, а товарищам по несчастью нужно помогать.
– Все, Ромыч,
Угораздило меня ведь в такой семье родиться: отцу принципы дороже родного сына, а мать даже из гроба до моей независимости руки свои дотянула! Уже чувствую, как они на шее моей сжимаются и планируют кислород выдавать порционно!
– Лучше давай подумаем, что с заказами делать. Еще не известно, сколько на бюрократию времени уйдет, - папку между нами кладу и с тяжким вздохом открываю.
Только бы эта блондиночка не передумала.
*Oбсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) – это психическое расстройство, характеризующееся навязчивыми неприятными мыслями, возникающими против воли пациента (обсессии) и действиями (компульсии), цель которых – снизить уровень тревожности.
Может иметь хронический, прогрессирующий или эпизодический характер.
Глава шестая
Стеша
Утро нового дня встречает меня шумом проливного дождя. Капли так громко в окно тарабанят, что даже сосед с верхнего этажа, на их фоне не громче домашнего хомяка. А ведь он любитель по пятницам побуянить: то жену гоняет, сокрушаясь отборным матом, то в дверь свою со всей силы долбит, если ей удаётся за порог его выставить.
Сажусь, протирая заспанные глаза, и на часы взгляд бросаю — восемь. Значит, в запасе у меня всего три часа. Если блондин, конечно, не передумал…Может, другого кого подыскал на роль жены, и мне не придётся краснеть, когда настанет его время расплачиваться?
Нет. Вон уже незнакомый номер смски мне шлёт, адресом интересуется! Причём настойчиво, пять сообщений подряд!
“Стадионная восемь, третий подъезд” — набираю трясущимися пальцами и обратно на подушку заваливаюсь. Вот же кашу я заварила!
– Стешка, — ещё и мама на работу никак не уйдёт! В приоткрытую дверь голову просовывает и улыбается во все тридцать два зуба.
– На улице прям апокалипсис! Если к обеду лить не перестанет, город наш поплывет, как в девяносто втором! Ужас, что тогда было! В пригороде люди скот на чердак поднимали!
– Не пугай меня, мам, — а то, можно подумать, мне моих страхов мало.
– Чего не в столовой еще? Дети не
– Так мне ж к десяти только, забыла? У стоматолога я была. Сейчас обсохну, да побегу! Чаю налить? Я гренок тебе нажарила.
Может, и мне к стоматологу записаться? Наврать с три короба жениху про ноющий зуб и больше трубку не поднимать? Он ведь не пропадает без меня, с такими деньгами это просто нереально!
– Стеш!
– Нет, не буду, — ни гренки мамины, ни незнакомца обманывать. Знаю себя: подставлю бедолагу и до конца дней своих с совестью не договорюсь.
Одеяло откидываю, футболку задравшуюся на свой плоский живот возвращаю и все-таки с постели встаю.
Буду относиться к этому походу в загс, как к самой большой в моей жизни авантюре. А миллионы эти… Я их на дело пущу: детскую художественную школу открою, а что останется потрачу на психотерапевта. Раз уж самой мне от ритуалов не избавиться, пусть помогает.
К двери вприпрыжку бегу, ободренная спонтанной идей, и даже на чертову ручку больше не злюсь. Пусть наслаждается, недолго осталось! Кто её, кроме меня, ещё так ласкать будет?
Разве что в ванной энтузиазм мой меня покидает, ведь помыть её дело нешуточное.
– Синичкина-то во сколько придёт?
– В два часа, — я губкой орудую, а мама губы помадой обводит. Вот уж кто воистину рад моей страсти к уборке — ни смеется, как мои подруги, ни злится, как бывший муж, а радуется про себя, что я все домашние хлопоты на себя взвалила.
– Я там конфет её любимых припрятала, к чаю на стол поставишь. И да, если папа твой вдруг позвонит, передай, что ему из налоговой письмо пришло. Декларацию подать требуют, иначе штраф!
– Хорошо, — я киваю, а мама в знак благодарности в щеку меня целует. У них с отцом разлад. Два месяца не говорят, с того самого дня, как он на вахту укатил. Из-за ерунды поругались, а ни один первый шаг делать не торопится. Так и общаются — через меня, будто я голубь почтовый.
Вот был бы у нас с Борькой ребёнок, может, и мы бы при первой же громкой ссоре разводиться не помчались. Дулись бы, пока щеки судорогой не свело, да малышом своим любовались. Дочкой с глазами серыми, как у моего благоверного, или сыном белесым, которому голубые больше пойдут.
Об этом и размышляю, пока шампунь на волосах вспениваю. И к тому моменту, когда кончики пальцев от усердной работы начинают гореть, мысленно своих детей уже в первый класс провожаю. Отчётливо вижу, как они букеты к груди прижимают, да нас с Зайцевым в толпе родителей взглядом выискивают: счастливые, розовощекие, в белоснежных рубашках под школьной формой.
Гад Борька. Жизнь свою уже наладил, а мне лишь мечты остались несбыточные. И стоит этой горькой правде в мою голову проникнуть, фантазии, как ветром сдуло!