Замуж за светлого властелина
Шрифт:
К запаху трав примешивается вонь палёной шерсти.
Охнув, оборотень отскакивает, трясёт когтистой рукой, скалится. Он в половине оборота, черт лица не различить, только клыки и полыхающие зеленью глаза.
Но меня не оборотень волнует, — что я, оборотней не видела? — а мои руки, грудь, лицо: всю меня покрывает тонкая мерцающая плёнка белой магии. Как?! Я же тёмная!
Оборотень тоже смотрит на это, вытаращив звериные глаза.
— Ты что здесь делаешь? — спрашиваю сердито, пытаясь стереть белое сияние с рук, но его даже
Ответа нет, и я хмурюсь, присматриваюсь к его лбу: если метка лицензии на нём и имеется, то совсем истёртая.
— Беглый? Грабитель? Или лекарства какие нужны? А может, тебя другие ведьмы здесь спрятали? — приходит неожиданная мысль, ведь они могли, не ожидали же моего возвращения сейчас.
— Ты вся сияешь белым, — выплёвывает оборотень. — Ты с ним…
— И это не самое страшное из того, что меня ожидает, — ворчу я, натирая светящиеся руки.
Как властелин это сделал? Что это вообще такое… пальцы натыкаются на белый браслет. Может, в нём дело? Дёргаю его с руки, но он, вдруг уменьшившись, намертво застревает на запястье… Так, похоже, штучка магическая. Привязал меня властелин, как есть привязал, чтобы не сбежала.
— Так ты чего?.. — поднимаю взгляд на оборотня и открываю рот: за спиной у него вместо стены провал водоворота, а там, в его глубине — сосны качают иголками.
Тайная тропа… как? Кто? Оборотни так уметь не должны.
Но прежде, чем успеваю спросить, кто ради него пользуется утерянным знанием, оборотень отступает в воронку. Стены домика выкручивает и растягивает, закрывая прореху в пространстве. Едва она смыкается, раздаётся тихий щелчок, и воздух наполняется запахом грозовой свежести.
Тихо и темно — даже моё белое сияние погасло.
Глазам уже неуютно от того, как они вытаращены.
С печки, из-под одеяла, вылезают, перемигиваясь, болотные огоньки. Возносятся к метёлкам с травами.
— Марьяна… — шепчет из-под лавки Жор. — То, что я видел, это то, что я видел?
— Тайная тропа, — неуверенно произношу я. — Мне кажется, это была самая настоящая тайная тропа.
— Получается, их кто-то ещё может делать?
— Получается… так.
А ведь сообрази я шагнуть на тропу, оказалась бы далеко отсюда. Возможно, так далеко, что и светлый властелин бы не достал. Хотя наверняка его браслетик — мой короткий поводок. Но можно хотя бы помечтать…
Нет, это невероятно, что кто-то до сих пор пользуется тайными тропами!
Дверь распахивается. Перегородивший дневной свет кучер, с присвистом дыша, оглядывает домик, посверкивает сузившимися глазами.
— Что тут у вас проис-сходит, а? — он вновь оглядывает единственную комнатку с печкой.
Уж кому не надо знать о тайных тропах, так это прихвостню светлого властелина.
— Сюрприз дорогому мужу готовлю, — мрачно поясняю я.
Он надувает щёки, поджимает губы. Мрачно глядя на меня, заключает:
— Сюрпризы — это ужасно, то есть, я хотел сказать: хорошо, сюрпризы — это то, что нужно моему хозяину.
Кивнув, закрывает дверь. А я опять смотрю на стену, в которой открывалась тайная тропа в неведомый лес.
Так, мне срочно надо поговорить с кем-нибудь из старших. С Мирой и Эльзой в первую очередь, их я просто увидеть хочу и успокоить.
Распахнув створку, чуть не врезаюсь в кучера.
— Что? — спрашиваю недовольно, он ведь подслушивал.
— Вьить, ничего, — кучер приглаживает пушистые бакенбарды. — Жду приказания вещи выносить.
Проскользнув мимо него, цепляюсь шлейфом за выпирающую доску крыльца. Домик-то разваливается! Оглянувшись на родное жилище, отдираю кружево и бросаюсь в соседний дом к Мире.
Дверь не заперта, внутри… несёт настойкой. И храп такой, что спрятавшиеся под кадушкой болотные огоньки трясутся: видно, как мерцает их пробивающийся между краем кадушки и столом свет, смешиваясь с тусклыми лучами солнца из окон.
— Мира! — ступив на скамейку, заглядываю на печку. Там не только Мира, там и Эльза рядом похрапывает, обнимая громадную бутыль самогона на поганках.
— Ну и вонища, — бубнит Жор и, прикрыв дверь, пробирается к столу с жалкими остатками сала, хлеба и зелени. Недовольно перебирает лапой скорлупки от яиц. Хныкает: — Ни одного не оставили, изуверы.
— За дверью следи, — шепчу я, а сама дёргаю храпящую Миру за рукав. — Мира, Мира, просыпайся, мне спросить надо.
И о том, как мужчин доводить, и о тайных тропах.
Когда же они успели так наклюкаться? Настойка с поганками ядрёное зелье, но ведь они ведьмы, а не абы кто!
— Мира! — в отчаянии дёргаю её за воротник и уже думаю, не взять ли ковш с водой для ускорения побудки, но Мира, почмокав, приоткрывает глаза.
Мутный взгляд останавливается на мне. В полумраке избушки меня, наверное, плохо видно.
— Это я, Марьяна, — поясняю на всякий случай.
Глаза Миры округляются. Пискнув, она отскакивает, припечатывая лицо Эльзы задом, и как голосит:
— Призрак! Спасите!
— А-а! — глухо взвывает Эльза и отмахивается бутылью.
— Ой! — Мира скатывается с неё на ворох подушек и одеял.
— А-а! — взвывает Злюка, выбираясь из кокона. Глаза у неё вытаращены, шерсть слиплась.
— А Ворчунья где? — оглядываю печку. — Куда кошку дели?
Невнятное мычание доносится откуда-то снизу.
Мира протягивает ко мне дрожащую руку, из глаз капают слёзы:
— Марьяна, ты жива? Ирод этот тебя не замучил?
Оглянувшись на дверь — закрыта, на окна — кучера не видно, наклоняюсь к моим перепуганным ведьмам и шёпотом отвечаю:
— Меня беспокоит то, что я его никак до развода замучить не могу. Поможете?
Мира закрывает округлившийся рот ладонью. Эльза с минуту смотрит на меня, потом оглядывает бутыль с настойкой на поганках и приходит к странному выводу: