Замуж за светлого властелина
Шрифт:
— Зачем ты на мне женился? — Крепче прижимаю Жора.
— Ответ на этот вопрос очевиден, — развернувшись, светлый властелин покидает холл на втором этаже.
А-а-а! Ну как можно быть таким… таким…
Дверь за властелином закрывается ровно в тот момент, когда я выдавливаю:
— Не очевиден.
— Отпусти, удушишь, — шипит Жор.
Продолжая его тискать, сбегаю по лестнице, несусь через холл и распахиваю дверь.
Коляска с белыми конями и кучером в белом ждёт у ступеней. Нахохленный кучер при
Цокот копыт разносится по полям, злаки колышутся на тёплом ветру, раскатываются волнами. Солнце выжимает из них сладковатый травяной аромат. Чем дальше отъезжаем от башни светлого властелина, тем больше сомневаюсь в плане Жора. Если подумать, ведь что у меня дома или в магазинах Окты можно найти? Пучки трав и плошки? Чёрные шторы и накидки на мебель, ковры пёстрые? Ничего страшнее свиты насекомо-мышино-жабьей быть не может, а даже свита на властелина не подействовала.
Отсадив Жора на сидение напротив, облокачиваюсь на колени и прячу лицо в ладони.
— Марьяна, что такое?
— Нас ничто не спасёт.
— Не надо отчаиваться!
Вскидываю голову:
— Это не тебя ждёт брачная ночь со статуей каменной! — Прищуриваясь, оглядываю наглую мохнатую морду с прижатыми ушами.
Он округляет глаза и трясёт лапой:
— Я не смогу в тебя превратиться.
Разочарованно цокаю: он прав, не дорос ещё до превращения в людей. Слишком мало колдую, вот фамильяр и не развивается.
Но стоит представить его, выполняющего вместо меня супружеский долг… Откинувшись на спинку, заливисто хохочу: вот это был бы финт ушами!
— Боюсь представить, что ты там себе представляешь, — бубнит Жор и надувается, превращаясь в мохнатый шар с грозно сверкающими глазами. — Я тебе, понимаешь ли, помогаю изо всех сил, спасаю тебя, а ты…
А я смеюсь. Кажется, это нервное.
Кучер оглядывается на меня и недовольно раздувает щёки. Вот этот бы меня выгнал — по глазам вижу. Жаль, светлый властелин покрепче будет.
Впереди темнеет узкая полоса леса и домики ведьминской деревни.
Нельзя мне отчаиваться, нельзя: отчаяние — первый шаг к поражению. Так говорила мама, она никогда не сдавалась, и я не должна.
Правда, мама в конце концов проиграла болезни, но… Светлый властелин не болезнь, должна быть у него какая-то слабость. Я буду в это верить, чтобы не сдаваться.
Коляска мчится дальше. Всё ближе арка невзрачных ворот и восемь домиков. Как же мало нас осталось… Ветер доносит горький запах трав и дыма. Кто-то ворожит, готовит настойки вонючие, но сейчас мне этот аромат слаще мёда.
Кстати, идея: надо самые пахучие зелья наварить, так, чтобы их светлость дома находиться не мог! И ещё разложить по дому пиявок — скажу, что сушу их, заготовки делаю. Что ещё можно такого гадостного сделать?..
Так крепко задумываюсь, что не замечаю, как останавливается коляска.
— Приехали, — с присвистом выдыхает кучер. — Собирай вещички. Всё бери. В лес заезжать за всякой ведьминской гадостью будем?
Доброта кучера не знает границ. Правда, кривится он страшно, сразу понятно — ему всякое ведьминское противно. А раз противно, то он не от своего имени предлагает, а лишь приказ хозяина передаёт.
То есть светлый властелин морально готов ко всему.
Мне срочно нужен совет кого-нибудь более сведущего в отношениях, чем я. Мира и Эльза? Во времена их молодости ведьмам с мужчинами проще было общаться. Ещё Арна и Верна, обе замужем были, должны разбираться в этих двуногих бородоносцах.
Но светлый властелин — в них не разбирается никто. Не к мэру же за консультацией идти. Хотя тоже вариант.
— Ведьма, — окрикивает кучер. Бакенбарды у него рыжеватые, пушистые. — Собирайся давай, нам ещё целый дом сегодня обставить надо, а там два этажа.
Он передёргивается. Я же оглядываю избушки и двухэтажный дом Саиры: в окнах темно, никто не выходит на крыльцо спросить, почему я ещё живая…
Тряхнув гривой волос, соскакиваю с коляски и направляюсь к своему покосившемуся домику. Нельзя отчаиваться, надо обязательно попробовать вонючие зелья. А ещё желательно неотмывающиеся — что б наверняка. Жаль, я знаю только зелье от бородавок и прочих неприятных вещей, а не способы их навести на себя и отпугнуть драгоценного супруга. Измельчали нынче ведьмы, ох измельчали.
Прижимаю ладонь к двери. Старое дерево отдаёт своё тепло. Сердце сжимается: я родилась в этом домике, здесь же сделала первый шаг, здесь выросла, здесь оплакала маму, здесь собиралась умереть сама. Слёзы наворачиваются, замазывают мою руку, дверь, весь мир.
Перенести печку в дом светлого властелина — это мысль. Душа дома в печке обитает, надо её перенести… или потребовать, чтобы дом перенесли к башне. Властелин невыразимо могущественный, пусть перетаскивает, не хочу я с домиком родным прощаться.
Толкнув дверь, вхожу в пропитанный ароматами трав полумрак. Жор проталкивается вперёд, подбегает к подстилке в углу. Вытирая слёзы, шагаю к печи.
Ощущение опасности холодком пробегает по спине, дверь захлопывается, и сильная рука накрывает мой рот.
— Не вздумай кричать, — тихо рычат в ухо, и щеки касаются влажные клыки.
Глава 10. Сияние белого
Клыки? Скашиваю взгляд в сторону, горячее дыхание обжигает глаз. Будто мелкие иголочки пробегают по коже, разливая по ней перламутровое сияние. Оно озаряет морду оборотня, мощное плечо, отражается в глазе.