Замуж за светлого властелина

Замосковная Анна

Он яростно втыкает в окорок нож: пробежка по лесу помогла ему обдумать прелести союза, который привяжет к нему жену самого светлого властелина. Только одно «но»: он не знает, как её завоёвывать.

— Может, ты и готов, да толку не будет, — Верна вытаскивает из печи горшок под плоской крышкой.

— Да и не просит тебя никто о такой жертве, — Арна отламывает себе ещё сухарь. — Есть кому ввести Марьяну в ведьмин круг и связать её судьбу.

— Кто этот тёмный?

— Он человек, — плюхая горшок на стол, отвечает Верна.

Шутгар

презрительно фыркает.

— Но он не хочет отдавать Марьяну властелину, — Верна снимает крышку, и по избушке растекается сладкий запах печёной с мёдом и орехами тыквы. — И это нежелание делает Рейнала злейшим врагом светлого властелина и нашим преданным другом.

— Но человек, простой человек, — Шутгар качает головой и нарезает мясо ломтями. — Может, лучше я её…

Арна и Верна снисходительно улыбаются, последняя треплет Шутгара по косматой голове и объясняет ласково, точно несмышлёному малышу:

— Если жених не любит, ведьмин круг не даст ему подойти к невесте. Не пытайся взвалить на себя то, с чем точно не справишься.

Шутгар терпеть не может, когда сомневаются в его силах, но тут он признаёт правоту ведьм: любовь — это не то, чем он умеет управлять. Хотя, если потребуется, готов попробовать.

* * *

Слишком мягко, бельё гладкое и не хватает вездесущего запаха трав.

Распахиваю глаза: чёрные драпировки на стенах — это ужасно. В одежде чёрный прекрасно смотрится, но тряпки на стенах… мрачно, неестественно, даже когда на них падает золотистый свет. Куда лучше выглядела бы отделка из морёного дуба или более радостная — из орешника. Обои с узорами, образцы которых показывали в магазине мебели, тоже смотрелись бы чудесно.

Жаль, что я должна превращать дом в нежилой, иначе…

Вздохнув, приподнимаюсь на локтях.

Жор сидит в изножье. Жёлтые глаза вытаращены и такие стеклянные, что весь он напоминает чучело, я таких на базаре видела. Сердце ёкает: неужели светлый властелин его убил, выпотрошил и сделал чучело…

Так, стоп, фамильяры после смерти исчезают, чучело из них не сделать.

— Жор? — окликаю его.

Он не шевелится.

Может, светлый властелин его заколдовал. Перекинувшись на колени, сжимаю мохнатую тушку, и лишь тогда огромные, будто остекленевшие, глазищи обращаются на меня.

— Жор, что с тобой?

— Пытаюсь осознать.

— Что?! — от его вида внутри холодно-холодно.

— Что нам теперь жить со светлым властелином. — Он взвывает и обнимает меня за плечи. — Марьяна, прости, это была глупая затея — предлагать кому-то жениться, прости, это… а-а-а…

Он разражается истошными рыданиями. Похлопывая мохнатую спину, утешаю:

— Не плачь, выгонит нас светлый властелин.

— Он спать к тебе приходил, не выгонит…

— Выгонит, — бормочу я, косясь на вторую половину постели: она разглажена, и не скажешь, что ночью тут кто-то лежал.

— Нет, и ты мне этого никогда не простишь, — завывает Жор.

Рыдает так, что в ушах звенит.

— Прощу, — сдаюсь я, наглаживая Жора, — уже простила, с кем не бывает, все мы допускаем ошибки. Да и властелину предложение я сама сделала.

Всхлипнув, он отстраняется, растирает слегка подмокшие щёки и бодро заявляет:

— Отлично, рад, что ты не сердишься и понимаешь, что сама виновата.

Вот козёл шерстяной.

Сажаю его на кровать перед собой и строго спрашиваю:

— Где светлый властелин?

— На службу отправился, он там шесть дней в неделю проводит, до ужина можно не ждать.

До ужина… оглядываю задрапированные чёрным стены спальной…

— Почему я здесь? Я же вроде была на кухне, — с раздражением вспоминаю, как стены проклятого дома всасывали воздух, поглощая так нужную мне для отпугивания властелина вонь. Ну как с ним бороться, если здесь ему даже стены помогают?!

— Тебя принёс Он, — шепчет Жор. — Я не мог ему помешать, хотя, — он трагично прижимает лапку к груди, — я пытался, правда. Я встал на защиту твоей чести.

Сложно представить такое, но киваю:

— Спасибо, Жор…

Итак, властелин и его дом преподнесли намного больше сюрпризов, чем я ожидала, но это не повод отчаиваться! Надо изучить территорию. У всех есть слабые места, должны быть и у светлых властелинов. А то, что эти места никто за время войны и после неё не нашёл… так это потому, что властелины прежде никого близко не подпускали. Или просто ищущие старались плохо.

А я буду стараться хорошо!

* * *

Октавиан покладисто занимается налоговыми документами в одном из восьми зданий в центре Окты — с вывеской: «Светлый властелин восьмой провинции». В той самой резиденции, которую местные почему-то называют собором.

Шесть дней в неделю он по правилам должен весь день, кроме обеденного перерыва, находиться там, чтобы любой житель восьмой провинции мог к нему обратиться.

И хотя за последние десять лет никто с обращениями не приходил (лишь тёмные в регламентированные законом дни давали клятву не причинять вреда окружающим, да мэр передавал документы по управлению провинцией), Октавиан обязанностями не пренебрегает. Предписано являться на службу — значит, надо являться. Вдруг кто-нибудь не по расписанию заглянет.

Стол в рабочей резиденции в полтора раза больше, чем дома, но даже на этом монументальном сооружении не помещаются все необходимые документы. Последние разложены на стеллажах. Кабинет просто огромен: влево и вправо от квадрата, выделенного под рабочее пространство, на двадцать метров в каждую сторону, расходятся по восемь сдвоенных рядов стеллажей.

Куда больше накопившихся за годы владычества документов законсервированы в подвале: свидетельства рождения и смерти, семейные связи, все данные о собственности, уплаченных налогах, нарушениях. Нет в восьмой провинции семьи, о которой или о родственниках которой не было бы данных в этом упорядоченном архиве.