Замуж за светлого властелина
Шрифт:
— Марьяна, — слабо зовёт властелин.
Выгонит, как есть выгонит! Сияя улыбкой, выхожу из укрытия в углу, не могу удержаться от насмешливого:
— Да, дорогой супруг. Что-то не так?
— На ужин будешь свою еду или мою? — светлый властелин медленно оборачивается.
Он немного растерян, но… выгонять меня определённо не собирается.
Поужинали в том же солидном заведении Окты.
Я уговорила светлого властелина прогуляться по городу.
После
Покатать меня на лодке властелин тоже согласился, он и вёслами работать умеет.
И лес возле дома показал.
Как раз в лесу нас застаёт ночь, которая должна стать брачной.
Запрокинув голову, всматриваюсь в тёмно-синее небо с чёрным узором колышущихся на ветру листьев. Они мягко шелестят, заливается вдали одинокий соловей… протяжный, отчаянный крик «А-а-а-а-а» доносится откуда-то издалека.
Светлый властелин обнимает меня за талию, жарко шепчет на ухо:
— Пойдём домой.
Крик, кстати, доносится как раз со стороны башни.
— А кто это там кричит? — выворачиваюсь из объятий, но белые, точно молоко, волосы властелина спутываются с моими чёрными, как остывшие угли, и я не успеваю отойти, властелин вновь охватывает мою талию, но в этот раз обеими руками.
— Кто там так страшно кричит? — повторяю я, отступая под его напором.
Спина натыкается на широкий ствол дерева, дыхание властелина опаляет моё лицо, губы. Упираюсь в его мощную грудь ладонями.
— Светлый вла…
— Октавиан, зови меня Октавианом, — он прижимается губами к моей шее, по коже волной пробегают мурашки.
— А-а-а-а-а! А-а-а-а! — по-прежнему доносится до нас.
— Октавиан, кто там кричит?! — почти взвизгиваю я.
Губы останавливаются на моей ключице, сердце бешено стучит, воздуха не хватает.
— Мой фамильяр, — светлый властелин выпрямляется. — Это его эмоциональная реакция на изменения в доме.
— У тебя есть фамильяр? — переспрашиваю я. — У светлых властелинов они бывают?
— У проконсулов их не бывает. Обычно. У меня есть. Изучал этот аспект вашей жизни.
— Знакомь! — хватаюсь я за призрачную надежду занять себя на всю вторую брачную ночь.
Суслик… суслика фамильяром властелина я увидеть не ожидала. Да и суслика в катающемся по холлу разноцветном полулысом существе опознаю с трудом. Бедное создание где-то растеряло почти всю шерсть и измазалось в непросохшей краске. И он, похоже, не умеет чиститься, как это произошло с руками и одеждой светлого властелина, опёршегося на перила.
Увидев меня, суслик оглушительно взвывает. Я зажимаю уши ладонями, а он принимается кататься от стены к стене, натыкаясь на каменные курганчики с венками и свечами. Судя по следам лап, Жор тут тоже был. Наверняка ведь знал о фамильяре, но мне ни словом не обмолвился.
Визг суслика выжигает мысли, волосы дыбом встают от этого душераздирающего крика, но вдруг он обрывается на хриплый свист.
Похоже, фамильяр светлого властелина сорвал голос. Если властелин любит своё создание (а любить должен) меня сейчас выставят…
Кошусь через плечо на властелина: он задумчиво следит за катающимся сусликом. И никаких особых эмоций явно не испытывает.
— Что это с ним? — спрашиваю под хриплый свист несчастного создания.
— Переживает, что дом меняется.
Слова властелина падают на меня каменной плитой осознания: все эти гробы, венки, курганчики, чёрные драпировки на стенах, вонючие зелья, план заграбастать стол под свои алхимические опыты, заказанная мебель, все сегодняшние усилия по покраске дома — всё это было напрасно.
Потому что фамильяр — противоположность хозяина, и чем ярче выражена эмоция одного из них, тем противоположнее эмоция другого.
Если фамильяр светлого властелина в такой истерике из-за перемен в доме, это значит одно: светлому властелину такие перемены глубоко безразличны. Возможно, властелина не проймёт даже полное уничтожение его жилища.
Хрипы и звук катающегося по полу тельца кажутся оглушительными.
Судорожно вздыхаю и закрываю лицо руками.
— Марьяна, ты в порядке? — светлый властелин касается моего плеча горячей ладонью. — Хорошо себя чувствуешь?
— Нет. Нет, я чувствую себя нехорошо. У меня голова болит, тошнит, плохо, никакого супружеского долга сегодня не будет. Давай фамильяра твоего мыть, пока он… — всплескиваю руками. — Пока он не самоубился от горя.
— Он не может самоубиться.
— Зато мучиться может очень долго. Давай, помогай, это же твой фамильяр.
И светлый властелин, закономерно не опасаясь испачкать белое одеяние, проходит по краске к почти облысевшему, сипящему, но всё ещё бодро катающемуся суслику.
Глава 15. Брачные ночи, брачные дни
— Лучше убейте меня, чем так мучить, — шипит охрипший суслик Бука, слезливо взирая на светлого властелина из ванной. — Я так не могу, я не могу жить с ней в одном доме…
Значит, светлый властелин не только не против моего проживания здесь, он полностью за.
И он не смотрит на несчастного облысевшего, плачущего суслика, властелин пристально смотрит на меня.
— …ведьма, — сипит Бука, — ну зачем нам ведьма?