Замуж за светлого властелина
Шрифт:
После ухода властелина я долго не могла уснуть, ворочалась в постели, томясь волнением, полубредовой тревогой, страхом, ожиданием его возвращения. Порой казалось, что лучше бы он пришёл, чем в напряжении бесконечно ждать.
Сон сморил меня на рассвете, когда оранжевые лучи вовсю пробивались в спальню, а когда просыпаюсь, они уже желтоватые, как и пристало дню.
Желудок, сжавшись, измученно урчит.
Сев на постели, накрываю ладонью ухо, которое вчера прикусил светлый властелин, касаюсь шеи, потираю
Может, не мыться, чтобы избежать подобных прикосновений?
Но разум заманчиво напоминает, какая тёплая вода наливается в ванну. Я обычно моюсь в реке холодной, а тут…
Найду какие-нибудь другие способы избежать близости.
Стянув обтрепавшееся платье, пробегаю в ванную и, как учил светлый властелин, выкручиваю вентили. Горячая вода с шумом вырывается в светлую полость, белый пар поднимается к белому потолку.
У меня тоже полно всяких белых бутылочек со сладко пахнущими жидкостями.
Желудок вновь стискивается в голодном спазме, но я сосредотачиваюсь на ожидающем меня блаженстве купания.
Кажется, я умерла, и меня настигло счастливое посмертие в долине, куда уходят ведьмы со своими избранными, настолько хорошо распаренному телу, настолько мягкие полотенца, такой чудесно нежный халат меня обнимает…
Ощущение блаженства портит лишь голод, всё чаще напоминающий о себе.
Ну и светлый властелин, сидящий на кровати.
Как хорошо, что я в халате. Властелин окидывает мою шею, руки, голые лодыжки жадным взглядом, отчего хочется нырнуть обратно в ванную и захлопнуть дверь. Глаза у него абсолютно чёрные из-за расширившихся зрачков, и слегка мутные.
— Я принёс новое платье. Чёрное, как ты хотела, — в ровном голосе властелина снова низкие, сиплые звуки. Пальцы руки, которой он указывает на лежащее рядом платье, вздрагивают. — Время обеда. Какую еду ты выбираешь, свою или мою?
От направленного на меня взгляда не просто бежать хочется: дышать тяжело, и сердце сбоит.
— Мою, — выдавливаю я.
— Жду. Тебя. У телепорта, — светлый властелин резко поднимается и выходит из спальни.
Дверь за ним бесшумно закрывается, но всё равно ощущение, словно он ею хлопнул.
Из-под кровати доносится выдох-писк, Жор высовывает морду с прижатыми ушами. Глаза опять круглые и остекленевшие, как у чучела.
— Марьяна, мне страшно, — признаётся он. — Его даже Бука не понимает.
Мне тоже страшно, но я подхожу к разложенному на покрывале чёрному новому платью и глухо отвечаю:
— Фамильяры часто не понимают хозяев. Почему ты не рассказал мне о Буке?
— Ну, — Жор опускает взгляд в пол, ковыряет лапкой белоснежный ковёр. — Он не хотел знакомиться. Необщительный он, понимаешь.
Понимаю, что у властелина в этом случае может иметься тяга к общению, хотя по нему не скажешь.
— Что ещё ты знаешь о своём новом друге?
— Он мне не друг, — фыркает Жор. — Просто мы объединились для достижения общей цели. Мы же хотим отсюда уехать, и он хочет, чтобы мы уехали.
А властелин этого не хочет.
— Это он посоветовал тебе изменять дом?
— Да, конечно, он ведь хорошо знает властелина, знает, на что надо давить.
Это феномен фамильяров: почему-то они всегда пропускают мимо ушей, забывают, не хотят признавать факта, что мы — духовные противоположности. Конечно, у нас бывают общие цели, так, например, мы с Жором оба хотим домой, потому что боимся властелина, и мы вполне единодушны в нейтральных вопросах, но реакции Буки на нас… не оставляют сомнений в том, что это отражение противоположных устремлений властелина. Я качаю головой:
— Лучше бы ты узнал, что любит твой приятель.
— Зачем? — Жор хлопает глазками, а я, наконец, поднимаю платье, оглядываю: ткань мягкая, сшито добротно.
Никогда у меня не было настолько хороших платьев, даже свадебное всё же сделано на скорую руку и не такое качественное. Судя по всему, размер у него мой.
— Любопытно, — мрачно отвечаю Жору и распутываю шнуровку на спине. — Никуда не уходи, будешь шнуровку затягивать.
— Как? — возмущается Жор. — У меня же лапы.
Вздыхаю…
Это странный, тревожный момент, когда властелин затягивает шнуровку, горячо дыша мне в затылок, мягко касается плеч, талии, проводит ладонью по плетению вдоль позвоночника, волнительно долог, откликается во всём теле напряжением, потому что я знаю, что властелин бы хотел меня раздеть. И он, кажется, тоже знает, что мне об этом известно.
Он проводит ладонями по моим по-ведьмински распущенным волосам, и с них уходят остатки воды. Перебирает чуть вьющиеся пряди, вдыхает их запах…
Кажется, моё сердце сейчас выпрыгнет, даже в глазах темнеет.
Светлый властелин отступает к волшебному кольцу и, не глядя на меня, протягивает руку, предлагая держаться за него.
А через минуту мы выходим в центре Окты, и мне по-прежнему тяжело дышать, а волоски на коже встают дыбом в сторону властелина, словно он их притягивает.
— Можно после обеда прогуляться по городу? — сипло спрашиваю я.
Властелин вытаскивает из-за пазухи мешочек звонких монет и, всё так же не глядя, протягивает мне.
— Да. Вот тебе деньги на мелкие расходы. Если понадобятся крупные, записывай на наш счёт.
Заглядываю в мешочек: золото и серебро. Взвешиваю. Мелкие расходы? Я за всю самостоятельную жизнь не потратила столько денег, сколько он мне сейчас даёт на «мелкие» расходы.
— К ужину я буду ждать тебя в ресторане, — продолжает властелин. — Если захочешь покинуть Окту раньше, можешь воспользоваться извозчиком или зайти ко мне, телепортирую домой.
Это что, мне можно свободно ходить куда угодно и сегодня тоже?