Замыкание времени. Стихи разных лет
Шрифт:
И задумался Курбский крепко:
Лес-то рубят, да я — не щепка!
6. Правда о смерти Корнилия.
Железом изрезаны ноги.
Хоть поп ты, хоть нехристь, хоть выкрест
Иди! Ведь на э т о й дороге
Смешались Христос и антихрист!
На торжище псковском готова
Корнилию матушка-плаха.
У палача молодого
Кровью горит рубаха.
А в судьях — Малюта Скуратов,
Да Федька бесстыжий Басманов —
Продаст он хоть свата, хоть брата —
Он — шут в терему у Ивана.
А на расправу скор он:
Дознанья чинить не будет!
Зачем только суд, который
Не рассудив осудит?
7. Легенда о смерти Корнилия, рассказанная автору отцом Августином.
...А сказывают так, что государь
Приехал, и когда к нему егумен
И с братией навстречу к воротам
Степенно вышел —
Саблею татарской
Взмахнул Иван и голову срубил
Корнилию.
«Вот, отче, за измену,
Теперь построй-ка крепость без указа!»
Вдруг побледнел,
Потом склонился над безглавым трупом
И словно бы раскаяньем ведомый,
Корнилия отнес он на руках
В пещерный храм... Дорожку ту поныне
Зовут в обители «Кровавый путь»...
8. Кровавый Путь.
Кровавый путь — не в Печерах.
Не от ворот до храма.
И даже не тот, который
Солдата приводит в яму...
Курбскому Грозный пишет:
«Не похваляйся, княже, германские крепкие грады падали не
от того:
Не твоим фузеям да саблям, не воинской смелости даже, —
Сдавались только величию имени Моего!»
Голос из XX в:
Сверху видней, как побеждали,
Ну ей же ей — шапками закидали!
Не до шапок и не до шуток
Павшим в бою.
Посчитай, и цифирью жуткой
Оцени дорогу свою!
Гремели единороги,
Сабли лезли в лицо —
Но главное — ждали тюрьма и остроги
Лучших из лучших бойцов,
Тех, кто принес в Россию
Германских градов ключи.
Они — опасная сила...
Так опричнина их и скосила,
Недоверию не научив...
А ты и опричникам верил,
Ты жил с незапертой дверью,
А за тобой — облава,
Как за лесною тварью,
И досталась военная слава
Лишь великому государю...
Не враги, а свои скосили.
И сыну некуда деться.
А он-то еще: «спасибо, —
За счастливое наше детство!»
Государь — он всегда безгрешный...
Помолись за него, юродивый.
И гудело эхо в соборах,
И гулко было и глухо:
И молившийся не был отмечен
Благодатью Святого Духа...
...Кровавый путь — не в Печерах.
9. У стен печерских
Вечером Баторий
злой —
Утром под Печерами
бой.
Вечер — вздох густой
травы,
Вечер — строй литой
Литвы.
Вечером мечи блестят:
Что там русский щит — пустяк!
Вечером — седлай коней!
Утром и коням конец...
Вечером — копыт
поток,
Утром — ни стремян,
ни сапог,
Утром — ни знамен, ни брони,
Утром — от ворон Бог храни!
Вечером — у шлемов вид!
Утром — на земле в крови
Россыпью изрезанных снов
Каша из железа и мозгов...
10. Монолог печерского колокола.
Над долиной, над долиной, над зелеными раздольями полей
Блещут белые оконницы и ангелы на звоннице,
на звоннице моей.
Если ива долу клонится, за тучей ветер гонится
и буря собирается — эгей!
Стерегут границы русские в стене бойницы узкие,
А я —
Бьюсь и вою над стеною, над лесною стороною,
И слышна аж над Литвою
Медь моя!
Я немало повидал с высокой звонницы людей —
И врагов,
И друзей...
Столько лет мне смены нет, я все служу и сторожу —
Эй, бей!
То над берегом горбатым тяжким ухая набатом,
Собираю я людей со всех сторон,
То —
в гул гулянки в день престольный я вливаю колокольный
мой малиновый, глубокий звон!
А бывает —
над землею небывалым воем вою,
Не набатом распроклятым, не весельем, не хвалою
Вою:
Призываю не с Литвою
К бою:
Я звучу колоколами над холодными телами
Всех казненных,
Убиенных,
Что на плахе под стеною...
Ною!
Я звеню и кандалами над медвежьими углами,
И бубенчиками троек над Москвою
Вою!
И пускай говорят, что без веревки звонаря
Языком своим качать не вправе я:
Я ведь колокол такой: звонари — за упокой, а я — за здравие!
Кровью полита полынь...
Сгинь, сгинь, сгинь...
III. ПЕТЕРБУРГ — НАВЕКИ
...И царицей Авдотьей заклятий,
Достоевский и бесноватый,
Город в свой уходил туман...
И выглядывал вновь из мрака
Старый питерщик и гуляка.
Как пред казнью бил барабан.
(А. Ахматова)