Занавес опускается: Детективные романы
Шрифт:
— Да. Сколько лет, — продолжала леди Лакландер, — вы несете свою службу в Суивнингсе, Кеттл?
— Лет тридцать, если считать пять лет в больнице в Чайнинге.
— Итого двадцать пять лет припарок, клистиров, примочек и так далее, — размышляла вслух леди Лакландер. — За это время, Кеттл, вы нас всех хорошо узнали. Ведь болезнь открывает человеческую натуру, а любовная интрижка, — добавила она неожиданно, — наоборот. Сил нет терпеть, — шепнула она, имея в виду припарку.
— Потерпите, милочка, — попросила сестра и, поскольку леди Лакландер, в свою очередь, не возражала
— Когда человек любит, — сказала леди Лакландер и ойкнула, когда на ее ногу легла новая припарка, — он инстинктивно открывает другим свои лучшие стороны. Влюбленные демонстрируют свои приятные качества так же бессознательно, как фазан по весне — свое брачное оперение. Они проявляют такие добродетели, как великодушие, милосердие и скромность, и ожидают ответного восхищения. Влюбленные бесподобно скрывают свои не столь привлекательные особенности. Они делают это не нарочно, Кеттл. Таков уж механизм ухаживания.
— Поразительно!
— Ну-ну, не притворяйтесь, что не знаете того, о чем я говорю, — уж вам-то это должно быть известно. Вы логично мыслите, и на это в Суивнингсе вряд ли кто-нибудь еще способен. Правда, вы сплетница, — добавила леди Лакландер, — но ведь не со зла!
— Конечно, не со зла. Тут и говорить не о чем!
— Вот именно. А теперь скажите мне — только напрямую, — что вы о нас думаете.
— О вас, — спросила сестра Кеттл, — то есть об аристократах?
— Совершенно верно. Не считаете ли вы нас, — сказала леди Лакландер смакуя каждый эпитет, — изнеженными, бездеятельными, старомодными, порочными и абсолютно чужеродными?
— Нет, — твердо ответила сестра Кеттл, — не считаю.
— Но иные из нас именно таковы.
Сестра Кеттл поудобнее устроилась на корточках, не выпуская из рук маленькую ножку леди Лакландер.
— Дело не в людях, дело в самой идее — ответила она.
— Ага, — сказала леди Лакландер. — У вас елизаветинские убеждения, Кеттл. Вы верите в сословные различия. Голубушка, вы просто Улисс в юбке. Но ведь, по-моему, положение в обществе зависит ныне от поведения, а не от происхождения.
Весело рассмеявшись, сестра Кеттл ответила, что не понимает, о чем идет речь. В ответ леди Лакландер сказала, что это, помимо всего прочего, означает если человек преступил определенную черту, он сам накличет на себя беду.
— То есть, — пояснила леди Лакландер, хмурясь от боли и умственного напряжения, — то есть нам следует подобающим образом делать то дело, которое признано нашим по праву наследования. Иначе говоря, что бы люди о нас ни думали, они все же ожидают, что в известных ситуациях мы поведем себя определенным образом. Разве не так, Кеттл?
Сестра Кеттл неуверенно согласилась.
— А впрочем, — сказала леди Лакландер, — чихать мне на то, что думают люди. И тем не менее…
Она так и предавалась мрачным размышлениям, пока сестра Кеттл возилась с припарками и бинтовала ей ногу.
— Короче говоря, — внезапно изрекла величественная пациентка, — мы можем позволить себе почти все, кроме одного — небрежности. Этого нам следует избегать. Я очень расстроена, Кеттл.
Сестра Кеттл посмотрела на нее с недоумением.
— Скажите, по деревне ходят сплетни насчет моего внука? Насчет его романа.
— Есть немножко, — ответила сестра Кеттл и, помолчав, добавила: — Правда, вот было бы чудесно, если бы… Она такая славная. И к тому же наследница большого состояния.
— Гм…
— А такими вещами в нынешние времена пренебрегать не следует. Говорят, полковник все завещал дочери.
— Земля останется за ней, — сказала леди Лакландер. — У Марка, конечно, ничего не будет, он не станет баронетом. Но не это меня тревожит.
— Что бы вас ни беспокоило, я бы на вашем месте посоветовалась с доктором Марком, леди Лакландер. Молод, а ума ему не занимать.
— Голубушка, мой внук, как вы сами заметили, влюблен. По этой причине он, как я вам пыталась объяснить, скорее всего, встанет в позу. К тому же он заинтересованное лицо. Нет, придется мне взять дело в собственные руки, Кеттл. В собственные руки. Вы ведь будете проезжать мимо Хаммера по дороге домой?
Сестра Кеттл кивнула.
— Я написала записку полковнику Картаретту. Завезите ее к нему, милочка!
Сестра Кеттл согласилась и взяла записку со стола.
— Как жаль, — пробормотала леди Лакландер, когда сестра Кеттл собралась уходить, — как жаль, что мой бедный Джордж такой осёл.
Леди Лакландер еще более утвердилась в мнении, что Джордж осёл, на следующий вечер, заметив его на площадке для гольфа с миссис Картаретт. Достигнув опасного для Лакландеров возраста, Джордж начисто потерял голову из-за Китти. Она внушала ему чувство опасности, и это-то очаровало Джорджа. Китти Картаретт не уставала повторять ему, что он настоящий рыцарь, и тем самым придавала рыцарский оттенок порывам, которые обычно рассматриваются в совсем ином свете. Взамен она одаривала Джорджа самыми ничтожными знаками внимания, поощряя его ухаживания воистину в сугубо гомеопатических дозах. Так, на площадке для гольфа Джорджу было позволено наблюдать, критиковать и исправлять качество ее ударов. Хотя интерес Джорджа к этому занятию не имел никакого отношения к спорту, миссис Картаретт и виду не показывала, что понимает это, и прилежно повторяла и повторяла упражнение, предоставляя своему кавалеру то отходить, чтобы взглянуть на ее замах со стороны, то подходить, чтобы внести исправления.
Леди Лакландер по холодку шествовала вниз по Речной тропинке, сопровождаемая лакеем, тащившим ее этюдник и сиденье-трость, и наблюдала, как ее сын разыгрывает пантомиму со своей ученицей на площадке для гольфа. Она видела, как Джордж, склонив голову на плечо, вставал на цыпочки, когда миссис Картаретт замахивалась клюшкой, поводя при этом — как с раздражением отметила леди Лакландер — всем, чем только может поводить женщина. Леди Лакландер взирала на эту парочку с отвращением, но и не без задумчивости. «Интересно, — гадала она, — сообразит ли Джордж не вести против Мориса атаку в лоб. Впрочем, нет, у него, бедняги, на это головы не хватит».