Занавес опускается: Детективные романы
Шрифт:
— Почему же нет? Еще как наворачиваются.
— Перестань, мама, — резко сказал Поль. — Панталоша просто подыгрывает деду, вот и все.
— А кроме того, Панталоша дружит с Соней, — заметил Седрик. — Их водой не разольешь.
— Как я случайно узнала, это мисс Оринкорт подговорила Панталошу сыграть со мной ту глупую шутку в воскресенье, — сказала Миллеман.
— Что она еще выкинула? — спросил Седрик.
Фенелла хихикнула.
— Я шла в церковь, а она приколола мне сзади к пальто очень глупую записку, — сухо ответила Миллеман.
— И что же там было написано, Милли? — с жадным любопытством спросил
— «Паровой каток. Берегись — придавит!» — вместо Миллеман ответила Фенелла.
— Не будем отвлекаться, — призвала всех Миллеман.
— Вы меня извините, — торопливо воспользовалась паузой Агата, — но, с вашего позволения, я, пожалуй…
На этот раз ей удалось вырваться. Анкреды рассеянно пожелали ей спокойной ночи. Она отказалась от провожатых и ушла, чувствуя, что, едва закроет за собой дверь, они опять примутся за свое.
Погруженный в глухую тишину зал освещала всего одна лампа, камин погас, и в зале было очень холодно. Поднимаясь на второй этаж, Агата впервые ощутила, что у этого дома есть своя собственная душа. Дом простирался вокруг нее во все стороны, как неизведанная страна. Анкретон был особым миром, вобравшим в себя не только эксцентрические чудачества Анкредов, но также их потаенные мысли и мысли их предков. Когда она дошла до картинной галереи, тоже погруженной в полумрак, гостиная представилась ей далеким, затерянным в неизвестных краях островом. Висевшие по обе стороны посредственные портреты и туманные пейзажи, казалось, жили собственной жизнью и глядели на идущую мимо Агату с холодным безразличием. А вот наконец и тот коридор, откуда лестница ведет в ее башню. Она на миг застыла. Может, почудилось, или действительно кто-то мягко закрыл невидимую снизу дверь на промежуточной площадке под ее комнатой? «Наверно, подо мной кто-то живет, — подумала она, и, неизвестно почему, от этой мысли ей стало не по себе. — Чепуха!» Она повернула выключатель у подножия лестницы. Первый виток ступеней скрывал лампу от глаз, и круглый изгиб стены, выступавший из темноты, казался ей чем-то загадочным.
Агата стала быстро подниматься по ступенькам, надеясь, что в ее белой комнате еще горит камин. Завернув за очередной поворот, она приподняла правой рукой подол длинного вечернего платья, а левой нащупала узкий поручень перил.
Поручень был липкий.
Резко отдернув руку, она посмотрела на нее. Ладонь была запачкана чем-то темным. Падавшая от стены тень мешала разглядеть как следует, и Агата шагнула на свет. Пятно на ладони было красного цвета.
Прошло, должно быть, секунд пять, прежде чем она поняла, что это краска.
Глава пятая
КРОВАВЫЙ МЛАДЕНЕЦ
На следующее утро в половине одиннадцатого, обвесившись коробками красок и подхватив под мышку рулон холста и подрамник, Агата отправилась в маленький театр. Следуя за Полем и Седриком, которые несли ее мольберт, она прошла по отходившему от зала коридору, потом, миновав обитую сукном дверь, за которой, как, пыхтя, сказал Седрик, «вольно буйствовали трудные дети», повернула направо и оказалась в торцовой части этого огромного, запутанного дома. Не обошлось без происшествий: когда они шли мимо комнаты, где, как впоследствии узнала Агата, была малая гостиная, дверь распахнулась и в проеме возник спиной к ним коренастый толстяк, сердито кричавший:
— Если вы не верите в мое лечение, сэр Генри, у вас есть простой способ его прекратить. Вы упрямы как баран, и я буду только рад избавить себя от неблагодарного труда выписывать рецепты вам и вашей внучке.
Агата предприняла героическую попытку проскользнуть вперед, но Седрик остановился как вкопанный и, с живейшим интересом прислушиваясь, косо опустил мольберт, перегородив коридор.
— Ладно, ладно, не кипятитесь, — прогудел невидимый сэр Генри.
— Вы мне надоели, и я умываю руки! — объявил толстяк.
— Ничего подобного. И не грубите, Уитерс. Терять пациентов не в ваших интересах, мой дорогой. Вы должны лечить меня более добросовестно, и когда я по-дружески делаю вам замечания, извольте относиться к ним соответственно.
— Черт знает что! — возмутился толстяк, и в его голосе прозвучало отчаяние. — Заявляю официально: лечить вас я отказываюсь! Это мое последнее слово.
В наступившей тишине Поль безуспешно попытался оттащить Седрика от двери.
— Я не приму ваш отказ, — наконец сказал сэр Генри. — Успокойтесь, Уитерс, не выходите из себя. Вы должны понимать, что у меня хватает поводов для раздражения. Более чем хватает. Не сердитесь же на старого друга за его вспыльчивость. Договорились? Вы не пожалеете. Закройте-ка дверь, я вам кое-что скажу.
— Все правильно, — прошептал Седрик. — Он сейчас скажет, что внесет его в свое завещание.
— Господи, ну сколько можно? — поторопил Поль, и они пошли дальше.
Полчаса спустя Агата уже установила мольберт, натянула холст на подрамник и приготовила бумагу и картон для предварительных набросков. Крохотный театр был совсем как настоящий, с довольно глубокой сценой. Задник из третьего акта «Макбета» поражал простотой и продуманностью. Художник-декоратор прекрасно передал все то, что вложила Агата в первоначальный эскиз. Перед задником были под нужным углом установлены низкие объемные декорации колодца. Агата поняла, куда она поместит центральную фигуру. И она не станет придавать фону черты реального пейзажа. Нет, пусть будет видно, что это откровенные декорации. «Хорошо бы еще, чтобы откуда-нибудь свисала веревка, — подумала она. — Хотя Анкредам это вряд ли понравится. Главное, чтобы он позировал стоя!»
Седрик и Поль принялись показывать, что можно сделать со светом. Настроение у Агаты было отличное. Запахи холста и клея, ощущение, что рядом с ней работают другие, — все это ей нравилось. Даже Седрик сейчас, в маленьком театре, изменился в лучшую сторону. Действуя со знанием дела и понимая Агату с полуслова, он не позволил Полю затопить сцену потоком ослепительного света, а велел ему остаться возле рубильника, сам навел одинокий луч прожектора на то место, которое она показала.
— А задник нужно подсветить очень мягко! — закричал он. — Поль, ну-ка включи рампу.
И к радости Агаты, сцена замерцала в точности как ей хотелось.
— Да, но вам же не будет видно холста! — всполошился Седрик. — Боже мой! Как же вы увидите, что вы пишете?
— Я могу дотянуть сюда дежурный свет, — предложил Поль. — Или раздвинем занавеси на окне.
Седрик с мучительным вопросом в глазах уставился на Агату.
— Но свет из окна попадет на сцену и будет мешать, — сказал он. — Или не будет?
— Можно попробовать.