Занавес опускается: Детективные романы
Шрифт:
— Да нет, вы изложили ваши аргументы очень складно, — сказал Родерик.
— Даже чересчур складно, — мрачно отозвался Поль. — Поэтому мне и захотелось сейчас сказать вам все просто, без разных там высоких слов: мы убеждены, что историю с ядом состряпал Седрик, для того чтобы опротестовать завещание. И мы считаем, что оставлять его поступок безнаказанным нельзя. Ни за что.
Родерик молчал, и Поль нервно продолжил:
— Наверно, запрещено вас об этом спрашивать, но все-таки вы с нами согласны?
— С позиций морали — да. Хотя, по-моему, вы не до конца представляете
— Я знаю. Тетя Джен — человек очень щепетильный. И она категорически против того, чтобы выносили сор из избы.
— В данном случае ее можно понять.
— Да, конечно, нам всем придется несладко. Но я спрашивал о другом: правы ли мы в наших выводах?
— На такой вопрос мне следовало бы ответить официально и уклончиво, — сказал Родерик. — Но я буду откровенен. Возможно, мы заблуждаемся, но, судя по данным, собранным на сегодняшний день, ваши выводы очень оригинальны и почти целиком ошибочны.
Порыв ветра унес с собой конец фразы.
— Что? — без всякого выражения, отстраненно спросил Поль. — Я не расслышал.
— Ошибочны, — громко повторил Родерик. — Насколько я могу судить, в корне ошибочны.
Поль резко остановился и, отворачиваясь от ветра, посмотрел на Родерика не то чтобы растерянно, а скорее с сомнением, словно все еще был не уверен, что расслышал правильно.
— Но я не понимаю… Мы думали… Все ведь так логично увязывается.
— Если рассматривать только одну, отдельно взятую цепочку фактов, то, может быть, и увязывается.
Они пошли дальше, и Поль с досадой пробормотал:
— Вы бы лучше объяснили. — Помолчав, он беспокойно поглядел на Родерика. — Хотя, наверно, вам нельзя?
Родерик ненадолго задумался, потом взял Поля под руку и потянул за собой в тихий переулок.
— На таком ветру разговаривать невозможно, мы только охрипнем, — сказал он. — Не все, но кое-что я вам объясню, большого вреда не будет. Если бы после смерти вашего деда не заварилась такая каша, мисс Оринкорт могла бы все равно стать леди Анкред. Поль разинул рот.
— Каким образом? Что-то не соображу.
— А вы подумайте.
— Тьфу ты черт! — хлопнул себя по лбу Поль. — Неужели вы имеете в виду Седрика?
— Сэр Седрик сам дал мне основания так полагать, — сухо сказал Родерик. — По его словам, он думал о браке с мисс Оринкорт вполне серьезно.
Поль долго молчал.
— Да, конечно, их было водой не разлить, — тихо сказал он наконец. — Но я не мог и предположить… Нет, это было бы уже слишком! Простите, сэр, но вы уверены?..
— Если только он все это не выдумал.
— Чтобы замести следы! — выпалил Поль.
— Слишком хитроумный способ, да и она первая стала бы отрицать. Но по ее поведению я понял, что между ними и в самом деле существует своего рода взаимность.
Сцепив пальцы в замок, Поль поднес руки ко рту и подул на них.
— А если допустить, что он заподозрил ее в убийстве и хотел проверить свою догадку?
— Тогда все предстает в совершенно ином свете.
— Значит, это и есть ваша версия?
— Версия? — задумчиво повторил Родерик. — У меня пока нет версии. Я еще не во всем разобрался. Ну ладно, не буду вас больше задерживать, а то вы и так замерзли. — Он протянул Полю руку. У Поля рука была холодная как лед. — До свидания.
— Подождите минутку, сэр. Ответьте еще только на один вопрос. Даю слово, это останется между нами. Скажите, дедушку действительно убили?
— Разумеется, — спокойно сказал Родерик. — Тут, увы, сомнений у нас нет. Это было убийство. — И он пошел прочь, а Поль так и остался стоять, глядя ему вслед, и все дул и дул на замерзшие пальцы.
Ширмы, огораживавшие склеп, тускло светились. Брезентовые полотнища были привязаны к высоким кольям и мерцали в темноте. Проступавшие сквозь ткань пятна света от подвешенных внутри керосиновых ламп складывались в кружевной узор. Одна лампа, должно быть, касалась брезента — дежуривший возле склепа деревенский констебль ясно различал контуры ее проволочной сетки и даже язычок пламени.
— Холодина-то какая, — заметил он и неуверенно поглядел на своего коллегу из Лондона, неподвижно застывшего полицейского в коротком плаще.
— Угу, правда.
— Как вы думаете, долго еще?
— Трудно сказать.
Констебль с удовольствием бы поговорил о чем угодно. По натуре моралист и философ, он славился в Анкретоне своими суждениями о политике и независимыми взглядами в вопросах религии. Но сейчас он не решался завязать беседу — от сознания, что любое его слово будет услышано по ту сторону брезента, ему было неловко, да и замкнутость лондонского коллеги не располагала к разговору. Он переступил с ноги на ногу, и хруст гравия немного его ободрил. Сквозь брезент наружу проникали голоса, приглушенные, мягкие шаги. В дальнем конце ограждения, высоко над землей, словно паря в ночи, застыли в коленопреклоненной позе три ангела, живописно подсвеченные снизу. «И ангелы Твои, простирая крыла свои белые над главой моей, да охранят меня в часы долгих ночных дежурств», — пробормотал про себя констебль.
За ширмами, где-то совсем рядом с ним, раздался голос старшего инспектора из Скотленд-Ярда: «Ну что, Кертис, все готово?» И темный силуэт инспектора отчетливо проступил на брезентовой стене. «Да, можем начинать», — ответил другой голос. «Тогда дайте, пожалуйста, ключ, мистер Анкред». «Э-э… да-да… конечно». А это уже говорил бедняга Томас Анкред — его голос констебль узнал сразу.
Против воли он прислушался к серии последовавших звуков. Они были ему знакомы, он уже слышал их в день похорон, когда его двоюродный брат, церковный сторож, отворял склеп. Замок был очень неподатливый. Тогда пришлось его даже смазать. Оно и понятно: открывают-то редко. Скрежет, расколовший морозный воздух, заставил его вздрогнуть. «Петли совсем заржавели», — подумал он. Блики на брезенте, а вместе с ними и голоса растаяли. Но он по-прежнему все слышал, только теперь голоса звучали глухо, как из бочки. За кладбищенской оградой вспыхнула спичка. Это небось шофер той длинной черной машины, которую поставили у въезда. Констебль и сам был бы не прочь закурить трубку.