Заноза Его Величества
Шрифт:
— Чем же ты была так занята? Оплакивала свою зря потраченную магию? Злилась на эгоистичных людишек? Взращивала свои обиды? Или гадала на кофейной гуще?
— Они подожгли мой лес!
— Она пришла к тебе за помощью. За поддержкой, утешением, спасением… Такая же наивная, как и я.
— Когда замолчит Говорящий мост. Когда оживёт Мёртвый лес. Когда зацветут поля крокусов. Тогда последний из рода Рекс и женится по любви, — произносит она так, что у меня бы мурашки должны побежать по коже, только хрен ей, а не мурашки. —
— И чем же? Составила вот этот пафосный оксюморон? Или тем, что до сих пор живёшь на пепелище и пугаешь жалких людишек их собственными страхами? А отомстила кому? Тому, кто никакого отношения к тому предательству не имеет? Не покарала главного гада, не подвесила его в этом сожжённом лесу за яйца, а прокляла его потомков? Гениально! — всплёскиваю я руками. — Можешь гордиться собой! И правда отомстила! Последнего из рода Рекс ранили именно этим чёртовым кинжалом. Чтобы уже никто не смог ему помочь. Чтобы стереть с земли этот проклятый род. И что ты сделала с этим?
Я жду, когда она ответит. Но она молчит.
— Я подскажу. Тоже ничего. Ни-че-го. Нет, даже хуже, чем ничего. Ты сделала предсказание, чтобы они тут все передрались из-за этих никчёмных рыжих девок. За этих выкидышей рода Лемье. Поубивали друг друга и сгинули в небытие, тешимые надеждой на наследника, на могущество, на мир во всём мире. Да ты реально богиня!
И у меня больше нет слов.
— Я правда ничем не могу ему помочь, — звучит даже некое раскаяние в её тихом голосе. Только мне уже глубоко всё равно.
— Да поняла я уже! Поняла! С первого раза, — отворачиваюсь я. — Возвращай мою карету. Зря только пёрлась в такую даль. Сама как-нибудь справлюсь.
И закусываю губу, чтобы не расплакаться.
«Чёртова Абсинтия. Грёбаная магия. Дурацкая ведьма. На хрен только сидит в этом лесу, если толку от неё — один вред», — шагаю я по дороге всё равно куда, лишь бы от неё подальше.
— Я не могу. Но ты можешь, — звучит её слова по-прежнему тихо, далеко у меня за спиной, но звучат как выстрел. Выстрел, что заставляет меня остановится.
И развернуться. И дождаться, когда она подойдёт сама.
— Ты — можешь, — останавливается ведьма в двух шагах и многозначительно молчит.
— И что же я должна сделать?
— Убей ту, что он любит.
— Чего?! — не верю я своим ушам.
— Девушка, которую бросили, прокляла не только короля, но и его возлюбленную. Если убить этим кинжалом ту, которой он дорожит, то король будет жить.
— Да ладно! И кого же это? Не Катарину ли случайно?
— Насколько я знаю, именно её столько лет безответно любит король, — и ни грамма жалости или сожаления в её голосе.
— А не пошла бы ты своим Мёртвым лесом да на букву Йух, дамочка? Может, мне сразу шашку в руку, на коня и мочить тут всех направо-налево? Чтобы наверняка. А то, кто его знает, того короля,
— Значит, убей себя, — складывает она руки на груди, словно собралась меня переупрямить. — Разве не ты сказала: «если моя жизнь может пригодиться королю, да хрен с ней, забирайте»?
— Мою жизнь. Мою… Наль, — всё же опускаюсь я совсем до оскорблений, хотя произнести её имя с приставкой из трёх букв прямо просится. — Не чужую. Не Катькину, — вытягиваю я вперёд свою голубоватую руку и тыкаю в неё пальцем для наглядности.
— А разве ты сейчас не она? У тебя не только её тело. Её имя. Её титул. Её память. Её жизнь, — усмехается она. — И влюблённый взгляд короля тоже обращён на тебя. Всё это сейчас твоё. Всем этим ты сейчас пользуешься.
Явно решила она меня достать. Задеть. Зацепить за живое. И ведь достала, зараза, хоть я виду и не показываю. В самое больное ткнула.
— Нет, — качаю я головой. — И не проси. Если умру я, умрёт и Катька, умрёт и фей. Думаешь, королю нужна его жизнь такой ценой?
— Думаю, если у него будет жизнь, он сумеет распорядится ей правильно, — окатывает она меня ледяной невозмутимостью, когда от меня разве что пар не идёт. — Утешится. Смирится. Ему есть ради чего жить. Он нужен этому миру. И будет править мудро и справедливо во имя блага и процветания. Таков его долг.
— Вижу, ты так ничему и не научилась. Всё заботишься о каком-то мнимом вселенском благе. О долге, чести, справедливости. Скажи мне, а король будет счастлив?
— Возможно когда-нибудь и будет. Жизнь сложна. И да, я забочусь об этом мире. Как могу. А о ком заботишься ты? О короле? Или о себе? О его счастье или о своей никчёмной жизни? Так не переживай за неё, делай, что нужно, я уже сказала, что твою смерть заберу, — мне кажется, она даже презрительно кривится, когда лезет в карман плаща и протягивает мне свёрток. — Возьми.
— И что это? — демонстративно убираю я руки за спину, отклоняясь как от дохлой крысы.
— Ты знаешь, — делает она шаг вперёд и уверенно упирается завёрнутым в тряпку предметом мне в грудь. — Бери! Другого способа нет.
— Но они умрут, — начинаю я и замолкаю, понимая, как же и правда жалко это звучит. Словно я пытаюсь выкрутиться. Ищу лазейку, чтобы пойти на попятную. Мол я — не я, и жопа не моя. Простите, тётенька, я тут случайно. Это вот, всё они. А я мимо проходил. Отпустите меня, пожалуйста! Только что-то мне подсказывает, что эта тётенька и не отпустит. Что именно она всё это и устроила.
У меня стойкое чувство, что я только что прозрела. Что я была заперта в комнате, в которой было всё, что нужно, а потому не замечала, что на самом деле я в ловушке. Но стены её только что начали сдвигаться.