Западня для князя
Шрифт:
Дверь сторожки была распахнута. Похоже, что стряслась беда.
Кругом были видны следы борьбы. Хозяин лежал в доме. Он был без сознания. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: нужна помощь.
— Здесь рядом скит, нужно отвезти его туда.
Без лишних разговоров дружинники соорудили носилки, погрузили Матвея и двинулись к скиту.
— Там сейчас много раненых после последней стычки, возьмут и Матвея, — пояснил Хмурый.
Скоро достигли скита. Частокол, деревянная церковь и несколько просторных
Дружинников встретила мать игуменья. Она немного опешила, увидев всадников в татарской одежде и вооружении, — сотник со своим отрядом переодеться не успел, — но, заметив Хмурого, успокоилась.
— Матвей! — воскликнула она, склонившись над самодельными носилками. — Несите его скорее в дом, — скомандовала она так, что дружинники без прекословия подчинились.
— За нами, видимо, следили и, когда мы от него уехали, напали, — быстро объяснил разведчик.
— Сейчас я посмотрю, что с ним.
Мать игуменья пошла следом за воями, несущими старика.
Сотник решил расположиться на ночлег в скиту. В свете последних событий ехать ночью по лесу было небезопасно. Поход за степняком стал превращаться в игру, ставкой в которой была жизнь всего отряда. И первым, кто мог получить стрелу под лопатку, был, конечно, сотник.
Мать ключница отвела Георгия, Хмурого и Рябину в одну из изб.
— Повечеряйте, гости дорогие, мать игуменья скоро придет.
На столе стоял простой, но сытный ужин, которому тут же отдали должное.
Мать игуменья не возвращалась долго, так что решено было пораньше лечь спать, чтобы хорошенько выспаться и с рассветом снова отправиться в путь.
Рассвет встретил дымкой, сквозь которую поигрывало лучами восходящее солнце. Лес радовал свежей зеленью и душистым запахом листвы. Все отдохнули и были готовы к новым поворотам судьбы.
Проводить отряд вышла сама мать игуменья. Накануне она задержалась у Матвея, зато теперь могла сообщить хорошие новости. Матвей не получил особенно сильных повреждений. Просто потерял много крови. У старика было воистину железное здоровье.
Пока было решено оставить его в скиту, а потом Матвей сможет отправиться куда захочет — старик жил отшельником.
Отряд уже оседлал коней и готовился к отъезду.
У Георгия было хорошее настроение, всё складывалось благополучно. Все живы, успевают в срок да еще везут языка. Душа пела.
Хмурый был, как обычно, хладнокровен, однако обычная мрачность сегодня как будто его оставила.
— Смотри, сотник, девка ладная, — вдруг сказал он, — даром что монашенка, присмотрись.
Георгий со смехом обернулся.
Сказать, что он застыл, как громом пораженный, — ничего не сказать.
У колодца стояла высокая девушка в простой одежде, волосы покрыты платком.
— Ты что встал, будто удар пропустил? — спросил Хмурый.
— Послушница, не монашка, —
И правда, почему я стою и таращусь?
Девушка почувствовала, что ее пристально разглядывают, и обернулась. Вот теперь Георгий точно почувствовал, будто его хорошо приложили по голове. На него смотрели внимательные зеленые глаза.
Ангел, ты ли это? Или просто похожа?
Как во сне, сотник подъехал ближе. В глазах девушки читалось такое же замешательство. Потом она встрепенулась, и лицо ее озарила улыбка, такая же, как во сне.
— Георгий?.. — спросила она смущенно. — …Я чувствовала, что ты вот-вот приедешь.
Князь Василько
В срок уложились. Ага Тенгис заканчивал перепись и готовился к отъезду.
Степняка привезли аккурат на пир в честь отбытия аги в Орду. Его оставили в сенях, а Георгий подал знак князю. Даниил с Васильком и воеводой вышли и велели привести пленника в покои князя.
Степняк держался независимо, на вопросы отвечать не хотел. Только когда спросили про убийство мурзы, он приосанился и ответил, что лично выпустил стрелу в Усмана — Георгий перевел.
Видя, что сегодня толку не будет, допрос решили отложить до утра.
Хотя Георгий страшно вымотался, он лежал в своей горнице без сна. Тело было налито усталостью — а сон все равно не шел. В голове крутились обрывки образов, навеянных долгой дорогой.
В этот день ехали долго: хотели успеть. Раненый степняк был изнурен, но старался не подавать виду, что держаться в седле ему тяжело. Георгий с опаской поглядывал на него — довезти бы.
Еще через полчаса, обернувшись и увидев восково-бледное лицо воина, сотник скомандовал привал.
Сам Георгий соскочил легко, подошел к степняку и обратился на диалекте, которому научился в плену.
Воин навалился и почти упал в подставленные руки сотника. Георгий бережно посадил его на землю, осмотрел голову. Рана от обуха топора воспалилась, да и шишка еще не спала.
Сотник позвал одного из дружинников, вместе они обмыли и перевязали рану.
— Сиди, отдыхай, дальше тронемся часа через два, — обратился Георгий к степному разбойнику.
Воин удивленно посмотрел на сотника. Ему не верилось, что кто-то проявил о нем заботу. Впрочем, его лицо тут же снова стало отрешенным.
Продвигаться стали медленнее. На попытки Георгия завязать беседу степняк по-прежнему отвечал молчанием, хотя было видно: он понимал, что говорит сотник. Просто гордо смотрел в сторону.
Перелом наступил, когда вдали показались ворота Галича.
Георгий от радости слегка припустил по полю коня. Проскакал чуть вперед, потом развернулся и стал возвращаться к своему отряду. Он улыбался: дом был близок, отряд возвращался с удачей.