Западня на сцене
Шрифт:
— Надеюсь услышать объяснение этого феномена от вас.
— Клянусь вам, что обо всем этом понятия не имею — ни малейшего! Когда я днем в последний раз держал портфели в руках, подарки были еще в них. — Вондри сглотнул слюну и со все возрастающей нервозностью продолжил: — Кто-то хочет меня «закопать», капитан, так и только так я могу объяснить себе все происходящее.
— У вас есть враги?
Мускулы на лице Вондри дернулись, на нем появилось выражение мстительности.
— Вестхаузен, — сказал он. — Наш ассистент режиссера.
— Это, как говорится, ваше
Вондри хотел было возразить, но Маркус остановил его жестом руки.
— Нет, сейчас мы разговор продолжать не станем. Позже у вас появится достаточно времени, чтобы рассказать обо всем подробно… Желаю вам доброй ночи, господин Вондри!
Улыбнувшись, прошел мимо тенора к двери. Но за дверью улыбка сползла с его лица.
Сев в машину, он сказал Краусу и Позеру, которые дождались его:
— Я думаю, Вондри — тот, кто нам нужен!
6
Наскоро позавтракав, Маркус прямиком направился в управление окружной полиции. Найти нужную комнату оказалось делом непростым: коридоры этого здания, построенного в конце прошлого века, нелепостью своей напоминали лабиринт. Наконец Маркусу встретился знакомый вахмистр, который и отвел его в комнату отдела уголовного розыска.
Там же сидели Штегеман и Краус. У долговязого лейтенанта вид был помятый, он не выспался. Согнувшись над своим столом в виде вопросительного знака, он откровенно зевал. А напротив него Штегеман пытался навести какой-то порядок в груде дел и папок. В отличие от Крауса обер-лейтенант имел вид свежий и подтянутый. Его круглое лицо было, как обычно, розовым, а маленькие серо-голубые глаза живо блестели.
— Удачно, что вы пришли, капитан, — сказал Штегеман, бросив огрызок карандаша на стол. — Можем идти к шефу. Он как раз свободен.
— Хорошо, — кивнул Маркус и снял пальто. — Есть новости?
Штегеман пожал плечами.
— Я тут просмотрел личные дела наших основных кандидатов. В общем и целом ничего примечательного, если и были проколы, то пустяковые. За одним исключением… — Он нашел нужную папку. — Вот: Буххольц, мастер-декоратор. Он есть в нашей картотеке. Десять месяцев тюрьмы и два года условно за хищение народной собственности.
— Скажи пожалуйста, — проговорил Маркус удивленно.
— Тогда его сняли с работы, — продолжал Штегеман. — Но с опытными кадрами, как всегда, туговато… Ну, да… И он снова вернулся на свое место.
— Вот, значит, почему он так нервничал?
— Это уж как водится. Есть еще пока немало людей, у которых при появлении ребят из угрозыска руки потеют.
Маркус быстро пробежал глазами листки из личного дела Буххольца. Более года назад он продал столяру театра доски и рейки, которые тот, в свою очередь, перепродал людям, строившим дачи. Сам Буххольц отделался наказанием сравнительно мягким, зато его партнер как инициатор аферы получил вполне заслуженные пять лет строгого режима.
— Несмотря
— Я тоже так считаю, — согласился Штегеман. — Однако при нынешнем положении дел все-таки предложил бы вычеркнуть из списка подозреваемых рабочего сцены Крампе. Претензий к нему немало, однако… однако он не настолько хитер, чтобы задумать и привести в исполнение что-либо подобное… — И он встал. — Не будем все же заставлять шефа ждать нас, он этого не любит.
Да, пора. Маркус, который до сих пор гнал любую мысль о предстоящем отчете, последовал за своими сотрудниками с чувством внутреннего дискомфорта. Он с майором незнаком и не имел ни малейшего представления, как тот отреагирует на его исповедь. То, что по головке не погладит, ясно. Того и гляди, дело отнимут…
Хотя Краус как-то упоминал, что майору Бенедикту за шестьдесят, Маркусу с трудом в это верилось. На вид он куда моложе. Поджарый, несколько выше среднего роста, с лицом кабинетного ученого и проницательными карими глазами. Сразу скажешь: человек энергичный, такой будет добиваться своего даже из последних сил. Маркус смотрел на него испытующе и в то же время с опаской. Счесть ли удачным предзнаменованием то, что майор внешне напомнил ему любимого школьного учителя географии, который пробудил в нем не только интерес к своему предмету, но и подарил ему, так сказать, «хобби» на всю жизнь: ему любопытно все, что хоть как-нибудь связано с жизнью народов Латинской Америки.
— Возьмите стулья и присаживайтесь поближе, — сказал майор Бенедикт, откладывая в сторону бумаги, которые просматривал. А Маркусу приветливо улыбнулся. — Ну как, привыкаете у нас потихоньку?
Маркус кивнул. Он чувствовал себя скованно. Скорее бы уж покаяться!
— Это меня радует.
Майор положил локти на стол и сплел пальцы.
— После предварительного доклада Штегемана я в курсе дела. Так что можно сразу перейти к деталям… Кто доложит?
— Я! — вызвался Маркус и пододвинул стул еще ближе к столу. Он вдруг принял решение сразу открыть все карты — причем в присутствии обоих коллег. Доверие должно быть полным. — Но сначала несколько слов по личному вопросу, — продолжил он. — Я должен был сообщить вам об этом еще вчера. И поэтому приношу вам всем извинения.
Майор Бенедикт удивленно поднял брови, но промолчал. Краус перестал массировать шею и сел прямо, будто аршин проглотил. А Штегемана, казалось, ничто не могло удивить, он словно ожидал такого поворота событий.
— Буду краток: Клаудиа Бордин-Пернвиц — моя бывшая жена. Мы расстались примерно десять лет назад и встретились лишь здесь после такого перерыва.
Маркус дышал тяжело, словно взбежал на десятый этаж, и обвел глазами всех троих в некотором смущении.
— Я понимаю, это непростительное упущение, однако… Да, именно это я и хотел сказать.