Западня. Шельф
Шрифт:
Лиза похолодела. Она соврала, чтобы потянуть время, но теперь видела, что это не поможет. Ленка не шутит, не блефует — правда может пойти и сказать бабушке, что Лиза — воровка. Выхода не было. Что, если, придя домой, просто отказаться отдавать фигурку? Ленка не отстанет, будет звонить в дверь, кричать под балконом. В конце концов, бабушка спросит, что у них происходит, — спросит не у Лизы, а у ее «подружки» — и та расскажет историю про воровство. Лиза не знала, кому поверят взрослые. Может быть, даже поверят ей. Но точно знала, что будет, если она сама расскажет правду. «Нехорошо быть такой эгоистичной, — скажет бабушка. — Вы же вместе нашли эту штучку, вот и играйте с ней вместе. Отдай девочке кулончик, прекрати жадничать». От отчаяния Лиза тихо застонала и тут же получила тычок кулаком в спину. Что, если сейчас дать сдачи? Ее сильно побьют, это чепуха, но на шум сбегутся взрослые, начнут спрашивать — и будет то же самое, только еще и влетит за неумение договариваться словами.
Лиза поднималась на свой пятый этаж, как на эшафот. Когда она потянулась к звонку, ей показалось, что на руке висит гиря. Девчонки за спиной настороженно сопели; Лиза все пыталась найти слова, которые ее спасут, дадут защиту — и не могла. Выхода не было.
Дверь открыла бабушка. Лиза молча глядела на нее исподлобья, так и не придумав, что сказать. Ленка опередила ее.
— Здравствуйте, — вежливо сказала она из-за спины, и Лиза услышала в ее голосе улыбку. «Такая милая девочка, — скажет сейчас бабушка, — не понимаю, Лиза, откуда у тебя манера ссориться из-за чепухи». От ненависти и страха внутренности сжались в тугой холодный узел.
— Добрый день, — заулыбалась бабушка, — Лиза, наконец-то ты явилась, гулена! Мы тебя заждались. Девочки, у нас гостья, Лиза должна с ней поговорить. Поиграете чуть позже, хорошо? Подождите полчасика.
— Хорошо, — послушно пропела Ленка. Лиза обернулась, поймала злой взгляд прищуренных глаз. «Мы подождем, сколько надо, — говорил этот взгляд, — не думай, что все кончилось».
В коридоре стояла большая спортивная сумка с надписью «Adidas». Сердце Лизы екнуло — на секунду она подумала, что наконец-то приехал папа, но тут же увидела в комнате невысокую черноволосую женщину с короткой стрижкой и круглым лицом. На ней были блестящие спортивные брюки и жутко модная блуза в мелкий черный горошек — Лиза знала, что такие бывают красные, белые и желтые, но эта была изумительного бирюзового оттенка — в цвет блестящим спортивным штанам.
Гостья казалась знакомой — присмотревшись, Лиза вспомнила, что встречала ее пару раз в институте, когда папа брал ее с собой на работу. Перед глазами встали темные, пахнущие пылью, прелым деревом и табачным дымом коридоры с деревянными панелями на стенах. Массивные шкафы с множеством ящиков — Лиза знала, что там хранятся образцы керна, узкие каменные цилиндрики всех оттенков серого и бежевого, которые так интересно рассматривать. Папин кабинет — прокуренный, тоже забитый шкафами с образцами; огромная, древняя раковина забита окурками папирос. Смешной рисунок снежного человека на стене. Столы, заваленные разноцветными картами, листами бумаги, исчерченными странными ломаными линиями («это сейсмограммы» — непонятно говорит папа), бесконечными таблицами. И эта женщина, столкнувшись с папой в коридоре, сердито щурит и без того узкие, черные глаза. «Отчет... каротаж... Кыдыланьи...» — слышит Лиза; папа шутливо вскидывает руки, смеется. «Лизок, это тетя Нина, — говорит он, — бежим скорее, а то она стукнет меня молотком». Лиза тоже смеется, но смотрит на тетю Нину с опаской: никакого молотка у нее в руках нет, но мало ли...
Может быть, тетя Нина пришла рассказать новости из Черноводска? Или передать что-нибудь? Лиза вошла в комнату, вопросительно поглядела на взрослых.
— Лизочек, нам надо серьезно поговорить, — сказала бабушка.
Лиза медленно присела на диван. Ее взгляд панически метался от бабушки к тете Нине, к деду и опять к бабушке. Серьезный разговор никогда не приносил ничего хорошего. Оценки за четверть? Долгие прогулки, уходы со двора? Или — Лиза похолодела — они как-то узнали про Никиту, и сейчас скажут: «Лиза, мы узнали, что ты ненормальная. Нам придется отдать тебя в психушку».
— Покажи-ка нам свои оценки, — сказала бабушка. Лиза медленно достала из портфеля дневник; к горлу подступили слезы, но все-таки она чувствовала облегчение. Оценки — это не самое худшее. Но сейчас, конечно, начнется... Только почему при гостье? Обычно бабушка не ругала ее при посторонних. И обходилась без предисловий...
Тем временем бабушка открыла дневник на последней странице, где выставлялись оценки за четверть. Лиза уставилась в пол, ожидая криков. Две четверки. Остальные — трояки. А ведь она была отличницей, и ее родители всегда гордились этим.
Бабушка не стала кричать — только шумно, театрально вздохнула, захлопнула дневник и бросила его на диван. Это напугало Лизу больше, чем ругань. Это было непонятно; теперь Лиза не знала, чего ожидать.
— Видишь ли, Лизок, — проговорила бабушка, — видишь ли... Понимаешь, Лизок...
— Заладила, — раздраженно вмешался дед. Лиза вздрогнула. — Понимаешь, Лиза, твоим родителям было бы удобнее, если бы ты осталась у нас.
Лиза подняла расширившиеся от ужаса глаза, и бабушка торопливо добавила:
— Ненадолго, только на год. И мама обязательно приедет на Новый год.
Лиза, не в силах сказать ни слова, медленно покачала головой.
— Но с другой стороны, — снова заговорила бабушка, пряча глаза, — маму очень тревожит то, что ты съехала на тройки.
— И папу тоже, — торопливо вставил дед. Бабушка быстро кивнула.
— Да, маму с папой. Ты бы постыдилась, ведь отличницей была, а тут вдруг распустилась! Прогулки эти... Разве ты не понимаешь, что если друзья мешают тебе учиться — то это плохие друзья, дурная компания? Скоро докатишься до...
Тетя Нина громко кашлянула, и бабушка растерянно замолчала.
— Через два дня я еду в Черноводск, — заговорила, наконец, гостья, увидев, что старики совсем потеряли нить разговора. — У твоей бабушки есть возможность достать на тебя билеты, и ты могла бы поехать со мной.
— Но мы не уверены, что тебе стоит туда ехать, и хотим, чтобы ты осталась с нами, — добавила бабушка, и улыбка, появившаяся было на Лизином лице, снова погасла. — Но ты уже взрослая девочка, так что решать тебе. Поступай, как знаешь.
Бабушка замолчала. Вид у нее был холодный и слегка обиженный. Лиза растерянно замерла. Ловушка, это была ловушка, вроде того дурацкого вопроса, который так любят задавать взрослые: кого ты больше любишь, маму или папу? Это была привычная, мелкая мышеловка... но теперь на пути Лизы лежал настоящий капкан. Ей так хочется уехать к родителям, — но если им это неудобно, это будет так... эгоистично. А эгоисткой быть нехорошо. Что важнее: не мешать родителям или не расстраивать их плохими оценками? Сказать бабушке, что она не хочет с ними жить, — или не вернуться в дом, по которому так скучает, и увидеть маму только на новый год? Кто разозлится и обидится на нее больше? Чья обида... опасней?