Западня. Шельф

Шаинян Карина Сергеевна

— Лиза! — донеслось снизу. Она качнулась сильнее, ловко ухватилась за ветку руками и уселась, свесив ноги. Внизу стояла Лена — Лиза познакомилась с ней недавно, когда дед отправил ее за водой к колонке. Лена была на год старше, но девочки быстро подружились: лазать по окрестностям садовых участков, охотиться на толстых зеленых ящериц и таскать чужую малину было намного веселее вдвоем. К тому же оказалось, что и в городе они живут в соседних дворах — правда, там, у Лены была своя, взрослая компания, в которую Лизу не брали.

Вот Никита никогда

не отказывался играть с ней, грустно подумала вдруг Лиза и тут же сердито тряхнула головой. Она уже слишком взрослая, чтобы водиться с воображаемыми друзьями. Когда ты маленькая — можешь говорить о чем угодно, взрослые будут улыбаться тебе и кивать; но потом ты вырастаешь — и что-то меняется. Тебе приходится думать, о чем можно рассказывать, а о чем — лучше не надо, если не хочешь быть наказанной. А потом понимаешь, что есть вещи, о которых говорить вообще нельзя, потому что мама бледнеет, и у нее начинает дрожать подбородок, а папа наоборот каменеет лицом. «Ничего, ты это скоро перерастешь», — говорят они, но ты понимаешь, что это вовсе не «ничего», это что-то очень серьезное и очень страшное, и лучше бы тебе молчать.

Однажды ты снова проговариваешься, и папа говорит: присядь, надо поговорить. Лиза послушно садится, и он какое-то время смотрит поверх ее головы, размышляя о чем-то. Потом спрашивает: Лиза, ты же понимаешь, что Никита — воображаемый друг? Что ты сама его придумала? Конечно, удивленно отвечает Лиза. Отец будто не слышит ее, он снова смотрит поверх ее головы. Лиза, воображаемые друзья — это для малышей, говорит он. А ты ведь уже взрослая девочка, правда? Лиза медленно кивает, предчувствуя неладное, и отец продолжает: а если взрослый человек разговаривает с воображаемым другом, это значит, что он ненормальный. Ты знаешь, что такое «ненормальный»?

Лицо Лизы немеет от страха, и она едва находит силы кивнуть. «Ненормально» — это как мальчик из соседнего подъезда, который не ходит в школу, не умеет разговаривать, а только мычит и пускает слюни. Или тот страшный бородатый человек, который шел по шоссе из Черноводска в аэропорт, размахивал руками и грозил кулаком кружащему над аэродромом самолету. Это запах мочи, грязи и страха. «Ненормально» — это значит, что никто с тобой не дружит, а родители растягивают губы в фальшивой улыбке и отводят глаза.

Она переросла. Никита как-то забылся, как забывались постепенно летние друзья, когда Лиза возвращалась в Черноводск. Последний раз она играла с ним давным-давно — как раз в этом саду, когда отправилась лазать по арыку. Ну, надо же с кем-то играть, в самом деле! А других детей Лиза до знакомства с Леной в садах не встречала...

— Мама сказала — сегодня воду пустят, — тихо сказала Лена. Лиза радостно взвизгнула и тут же зажала рот ладошкой, чтоб не услышал дед. Не то, чтобы ей запрещали купаться в садовых канавах — но и однозначного разрешения не было; Лизе часто говорили, что вода там очень грязная и холодная. В общем, в этом, как и в большинстве других, по-настоящему интересных дел, главное было — не попадаться взрослым на глаза.

Сеть канав для полива покрывала все сады, а одна из самых больших и глубоких проходила как раз по границе их участка. Большую часть времени арык оставался сухим, и его дно покрывала причудливая мозаика растрескавшегося ила. Края густо поросли кустами, которые сажали вместо изгородей, — это превращало сухое русло в таинственный путь, ведущий сквозь джунгли, и одним из любимых Лизиных занятий было путешествовать по нему, каждый раз втайне от взрослых забираясь все дальше и дальше.

Но иногда — неведомо где, неведомо кто это делал, — открывались вдруг таинственные шлюзы, и сеть заполнялась водой. Говорили, что где-то дальше канавы становятся еще больше, никогда не пересыхают, и на их берегах в зарослях живут нутрии; а еще дальше — арыки соединяются с настоящим большим каналом, а тот — с рекой, текущей из гор... Лиза мечтала когда-нибудь добраться до тех мест.

Сад тоже пересекали канавки — и когда давали воду, дед, следуя каким-то хитрым соображениям, открывал и закрывал ржавые заслонки, направляя поток. Лиза любила смотреть, как он это делает, — но еще интереснее было плескаться под прикрытием густых зарослей смородины. В арыке Лизе было по грудь — вполне достаточно для того, чтобы пытаться плавать и даже нырять...

— Деда, мы пойдем полазаем! — крикнула Лиза, спрыгивая с дерева.

— Ты орехов набрала, стрекоза?

Лиза подхватила канистру обеими руками и побежала к вагончику.

— Вот, — гордо сказала она.

Дед довольно улыбнулся в усы.

— Дальше дяди Гришиного участка не ходи, — ритуально предупредил он, и Лиза серьезно кивнула.

Они пробирались сухим руслом. Иногда приходилось вставать на четвереньки — так низко склонялись над арыком ветви кустарников. На крыжовник и смородину они не обращали внимания, но вот против малины, перегородившей путь, Лиза устоять не могла. Крупные, чуть подернутые сизым налетом ягоды, казалось, светились в зеленой полутьме, и Лиза остановилась.

— Знаешь, у нас в Черноводске тоже растет малина, — сказала она, — только мелкая совсем и кислючая.

Лена протиснулась мимо, поближе подбираясь к кусту.

— Ты здесь у бабушки с дедушкой живешь? — спросила она. Лиза кивнула, обирая с колючей ветки теплые крупные ягоды. — А где твоя мама?

— Мама дома, ей отпуска не дали. А папа на полевых работах.

Лена метнула взгляд в сторону полей, и Лиза поспешно добавила:

— Только не здесь, а очень-очень далеко. Он там на разведке.

— Врешь ты все, — скривила рожицу Лена, — разведчики только на войне бывают.

— А вот и нет!

— А вот и да!

Лиза пихнула Лену острым локтем, бросила ветку и быстро поползла вперед. Кусты по краям канавы становились все гуще, так что она постепенно превращалась в зеленый тоннель. Подруга ползла следом — Лиза слышала ее обиженное сопение. Наконец, она не выдержала.